От Северского Донца до Одера. Бельгийский доброволец в составе валлонского легиона. 1942-1945 - Фернан Кайзергрубер

Теперь мы движемся лесом и прямо по торфяникам восточнее дороги, идущей на юг, из Лютцова в Виттенбург. Значит, прощай, Фленсбург! С ним покончено! Пока мы идем по узкой лесной дороге, неожиданно на ее обочине появляется велосипедист. Это Графф! Лейтенант Графф в такой же, как и мы, гражданской одежде! Дружеский взмах рукой, и он едет дальше. Вот уж точно неожиданная встреча – прямо посреди неизвестно чего. Мы видели его пару дней назад, тогда еще в военной форме. Свои дни он закончит в Аргентине, но позднее мы узнаем, что еще до капитуляции он несколько раз сопровождал поезда с французскими военнопленными из Германии во Францию, возвращался в Германию, чтобы отыскать других пленных, которых он также переправлял во Францию – прежде чем испытать на себе судьбу изгнанника!

Это верно, что Графф принадлежал к элите нашего офицерского корпуса и что он достоин уважения. Но не он один попадал в столь комичные переделки; все мы, как могли, прокладывали свой путь в самых разных обстоятельствах, и сейчас это стало для нас чем-то вроде игры.

Вечером, в поисках ночлега, мы стучим в двери. Их открывает пожилая дама. Она живет одна и не осмеливается впустить нас. Мы прекрасно ее понимаем, тем более что теперь мы в гражданской одежде. Стучим в другую дверь, и хозяева без малейших колебаний впускают нас на ночлег.

5-го продолжаем наш путь. Немного погодя, дабы избежать долгих обходных путей, мы идем на риск и движемся по более крупной дороге. На перекрестке, где дорога разветвляется, стоит солдат армии США, который, похоже, собирает велосипеды. Рядом с ним три груды велосипедов, и каждый проезжающий мимо велосипедист должен оставить свой здесь. Это первый американец, встреченный нами с момента нашего побега. У меня возникает чувство тревоги, но после непродолжительных колебаний мы продолжаем путь и идем мимо него. Когда мы уже в 20–30 метрах от него, он свистит в свисток и подзывает нас обратно! Наш побег закончен?

Когда мы подходим, он указывает на одну из груд велосипедов и жестами поясняет, чтобы Пьер взял один из них. Он заметил, что Пьеру тяжело идти. Тогда же он, кажется, отдает нам еще два велосипеда. Я говорю «кажется» потому, что наши с Пьером воспоминания о том моменте довольно расплывчаты, в них нет полной ясности. Тем более что немного погодя мы находим за живой изгородью еще один велосипед, брошенный и со спущенной шиной. Он не укомплектован насосом, вот почему его бросил какой-то солдат. И нам нужно всего лишь накачать шину насосом с одного из наших велосипедов, чтобы восстановить работоспособность. Немного погодя мы все четверо катим на велосипедах – после того как здорово струхнули при встрече с американцем, который остановил нас, но, к счастью, сослужил нам добрую службу, вместо того чтобы арестовать. Таким образом, мы могли покрывать за день значительно большее расстояние.

Вечером останавливаемся у крестьянина, который разрешает нам переночевать на сеновале. Утром, когда мы жуем сухари перед тем, как снова двинуться в путь, наше внимание привлекают голоса снаружи, которые заставляют нас прислушаться! Кто-то у подножия лестницы разговаривает с другим человеком, находящимся где-то во дворе фермы. Затем лестница начинает шевелиться, и мы слышим поднимающиеся по ней шаги. Вдруг в проеме лаза на сеновал возникает силуэт. Тут никаких сомнений: берет и полевая форма! Он останавливается на самом верху лестницы и, опершись на нее, пытается разглядеть, что находится во тьме сеновала, одновременно обращаясь к нам по-немецки!

– Кто вы? И что вы здесь делаете?

– Мы бельгийские рабочие из Германии, возвращаемся домой.

Тогда он заговаривает с нами по-голландски, и я немного говорю с ним. Всего несколько секунд, которых вполне достаточно, чтобы понять, что он, должно быть, голландский еврей, такое трудно скрыть. Лицо и выговор. Он лейтенант. Похоже, беспокоится, потому что постоянно всматривается в темноту, но не слишком приближаясь к нам, поскольку не может разглядеть, сколько нас там во тьме сеновала.

Он спрашивает, долго ли мы собираемся здесь оставаться. Меня тут же озаряет, что он намерен вернуться сюда с подкреплением! Я говорю, что мы устали и, перед тем как продолжить путь, проведем здесь еще ночь. После чего он спускается по лестнице и реквизирует у фермера пару кур. Наш голландский товарищ даже рта не открывал, имея на то веские причины.

Мы осторожно следим за солдатом союзников и, как только он покинул двор, быстро собираем свои вещи и отбываем в направлении противоположном тому, куда направился он. Лишь отъехав достаточно далеко по узкой тропинке, прилично увеличив расстояние между ним и нами, мы можем расслабиться. Мы нарочно то и дело меняем направление движения, дабы получше запутать следы. Теперь, когда у нас есть велосипеды, это не составляет особого труда.

Он точно будет выглядеть полным дураком, когда вернется со своими людьми и обнаружит, что амбар пуст, поскольку я уверен, что он возвращался, это было совершенно ясно из того, что он говорил.

Поскольку мы на колесах, то устаем значительно меньше и движемся намного быстрее. Сразу после полудня мы уже достигаем Эльбы близ Бойценбурга. Мосты наверняка охраняют, и я предпочел бы другой способ переправы через реку, но лодки нигде не видно. Наконец мы без проблем пересекаем реку по понтонному мосту, наведенному союзниками. Перед тем как нам свернуть к Люнебургу, наш голландский товарищ покидает нас. Еще один друг, с которым нам приходится расстаться, а это всегда тяжело, особенно в той ситуации, в которой мы сейчас находимся. К тому же это самый настоящий друг! Друг, попавшийся нам по дороге несколько дней назад, наш парашютист. Но мы уже успели привязаться к нему, как и он к нам. Он один из нас.

Он собирается в одиночку пробираться на запад, в сторону своей Голландии. Добрался ли он туда? Жив ли еще? Что с ним стало? Мы несколько дней говорим на эту тему с Пьером и представляем себе, с какой радостью встретились бы снова с ним, с этим бывшим парашютистом!

Теперь, уже втроем, проселками и тропами мы добираемся до деревни под названием Абсторф немного севернее Люнебурга. Во второй дом, в двери которого мы стучим, нас впускают внутрь. Здесь нас принимают с той же теплотой, как и везде, даже еще более дружески. Пока нам готовят постели наверху, нас кормят. Какая доброта звучит в словах приветствия! Это семья Восс. Муж, Вильгельм, умер несколько лет назад; его жене Доре 86 лет. С тех пор я дважды встречался с ними, в 1981 и 1984 годах, и мы также провели выходные у одной из их дочерей.

И эта семья, со всеми ее 12 детьми, кормит и поит нас, хоть у них самих мало что осталось! Не стоит забывать об абсолютной неуверенности в завтрашнем дне в то время, а ведь им нужно было кормить и одевать 12 детей! И я только позже узнал от детей, что их мать вырастила еще четверых сирот! Где сейчас встретишь подобную самоотверженность, такое самопожертвование?

Я оставил на хранение этим людям свои награды и солдатскую книжку, однако несколько дней спустя их украли польские рабочие. Одна из дочерей спарывает эсэсовский шеврон с моего кителя, который я носил под верхней одеждой. Она вспомнила об этом только в 1981 году, когда я снова встретился с ними через целых 36 лет!