Контур человека: мир под столом - Мария Аверина

Тетя Тамара села, взялась за чашечку и откусила печенье.

– Порядочных-то людей сюда не пустишь… в этот вертеп. Сама понимаешь…

Они помолчали.

Я, тоже покусывая приторно-сладкое печенье, тоскливо глядела в окно. Пронзительно солнечный день пропадал даром. Небесное светило на высоких линяло-голубых небесах, не скупясь, щедро заливало отчаянно-желтым светом и кучерявящийся пышными кронами деревьев небольшой сквер под окнами, и мам с колясками, и детей на качелях, и бабушек с книжками на лавочках. Мне страстно хотелось туда, к безбашенно и безрассудно веселящимся детям, тем более что «бесились» они на качелях, которых я никогда не видела.

Но вместо этого под воркование Тети Тамары и Бабушки я вынуждена была рассматривать вид из окна. С высоты восьмого этажа он был бы просто великолепен – в этом месте Москва-река делала красивый поворот, – если бы перед самыми окнами не маячила какая-то нелепая белая, свернутая в прямоугольную плоскую трубочку бетонная «вафля», нелепо и неопрятно измазанная какими-то черными потеками и разводами. По ней, прямо по вертикальной ее отвесности, словно мухи, ползали какие-то люди, и какое-то время я развлекалась тем, что угадывала, в какую сторону они сейчас направятся и как скоро упадут.

Но люди не падали, и мне это скоро наскучило. Я снова глянула вниз: разлапистое, массивное основание этой «вафли» образовывало просторный внутренний двор, в котором по обеим сторонам решетчатых ворот стояли… танки! Да, самые настоящие! Я знаю, меня Сережка их в саду рисовать учил!

– Бабушка! – завопила я. – Бабушка! Там танки!

– Как, опять? – подхватилась Бабушка и побежала к окну.

Но, увидев, куда я показываю, успокоилась и рассмеялась:

– Ты что так пугаешь?

– Но это же танки, бабушка!

– Ну и что? Стоят себе во дворе, никого не трогают, Белый дом охраняют, – как о чем-то само собой разумеющемся и будничном сказала она и вернулась за стол.

Двор «вафли» был абсолютно пустынен и плавился под нестерпимым летним солнцем. Танки стояли безмолвно и неподвижно, но все равно пугали своей нелепостью и абсурдностью, ибо буквально в ста метрах от них, за решеткой в сквере, беззаботно носились и орали, качаясь на качелях, самые разнокалиберные и разновозрастные дети. Впечатление усиливалось тем, что в общей неподвижности «вафельного» двора редко-редко происходили внезапные вспышки активности: вдруг откидывалась круглая крышка, и из танка, словно таракан из кофейника, стремительно выскакивал крохотный человечек с оружием в руках. Выскакивал и, привычным кубарем скатившись с брони, тут же не торопясь, вразвалочку направлялся к навесу здания в тенек, на ходу лениво почесывая преющее под «полной боевой выкладкой» тело. И это вносило в весь мирный, разнеженный солнцем пейзаж ощущение тревоги – в остальном это был обычный московский летний день.

– А ничего печенье, правда? – услышала я за спиной голос Тети Тамары. – Это я неделю назад одному брюки укорачивала. Благодарный такой попался, заплатил и вот еще подарочек принес.

И она сама себе почему-то потаенно улыбнулась.

– Да, вкусное, – рассеянно отозвалась Бабушка, о чем-то задумавшись.

– И конфетки бери… Я ему же еще и пиджак подшивала… Так он меня и конфетами одарил…

И опять загадочная улыбка растянула ее губы.

Печенье на самом деле было прегадостным: в него, кроме сахара, похоже, вообще ничего не положили. Мне жутко захотелось пить.

– Ба… Ба… Ба… – заканючила я. – Пить хочу.

– Сбегай на кухню, – предложила Тетя Тамара. – Там в холодильнике на дверце квас есть. Возьми бутылочку и неси сюда. Беги, там на кухне нет никого.

Я, опасливо обойдя безголового и обогнув шкаф, нехотя толкнула дверь в коридор.

В квартире было тихо-тихо, и это придало мне смелости. Бодро прошагав две соседские двери, я решительно свернула в кухню и… застыла на ее пороге.

Из темного правого угла, в котором стоял обеденный стол – а окна этой стороны квартиры выходили не на солнечную сторону, – на меня в упор исподлобья смотрели страшные Тети Варины глаза.

– Ну, привет! – так не вяжущимся с ее крупной фигурой высоким и чуть скрипучим голосом сказала она. – Чего стоишь, заходи!

И улыбнулась, показав ряд белых, крепких, ровных зубов. Улыбка на ее лице показалась как-то сама собой, совершенно отдельно от ее остановившегося, тяжелого, немигающего взгляда, и мне окончательно стало жутко.

– Я попить. – Голос мой почему-то охрип и запа́л.

– Ну и наливай, – вполне приветливо сказала Тетя Варя, но ее темные глаза оставались неподвижными, словно сверлящими меня насквозь, да так пронзительно, что в моей голове что-то зашумело.

У меня не было сил даже кивнуть. Я смотрела на нее, как кролик на удава, даже не смаргивая, почему-то не смея оторвать взгляда от темных провальных овалов на ее лице.

Опираясь спиной на стену и почти полулежа, Тетя Варя медленно и мерно жевала, теперь окончательно напоминая луговую буренку Дяди Мити, нашего соседа по даче. Какой-то непомерно вспухший живот, словно бугор, выпирал на столешницу, не позволяя ей ни придвинуться ближе к тарелке, в которой лежало что-то красное, ни пошевелиться. Время от времени, все еще не отрывая от меня своего буравящего, пристального взгляда и не переставая насмешливо улыбаться яркими, сочными, жирными губами, она только протягивала свою тонкую изящную руку с цепочкой на запястье, брала это что-то красное с тарелки и отправляла в рот, слегка облизывая пальцы. Тонкий рыбный запах плавал в воздухе, и меня то ли от него, то ли от какого-то нарастающего трепета почему-то стало подташнивать.

В этот момент где-то в конце коридора хлопнула входная дверь, раздался топот, и в кухню, чуть не сбив меня с ног, ворвался рослый белоголовый мальчик лет десяти. Мальчик понюхал воздух и заискивающе прильнул к маме:

– Ма-а‐ам! Что ты ешь?

– Рыбу, – меланхолично, все так же не отводя от меня взгляда, словно самодовольно хвастаясь тем, как любит ее сын, сказала Тетя Варя. – Терентий, уйди, не мешай…

– А мне дашь чуть-чуть?

– Не дам, – не меняя позы и тона, ответила Тетя Варя и отправила в рот очередной кусочек. – Сейчас бабушка придет, сварит вам кашу.

– Я не хочу кашу.

– Больше ничего нет, – так же монотонно жуя, ответила Тетя Варя.

– Как нет? – Мальчик распахнул дверь холодильника и завертелся, изгибаясь и пританцовывая на месте. – Вот сыр.

– Сыр мне, – не переставая жевать, сообщила Тетя Варя спокойно. – Ты же не беременный. Ты можешь и без сыра. А я не могу. Меня усиленно кормить надо.

Мальчик с досадой хлопнул дверцей холодильника, обернулся и, наконец, заметил меня.

– О, Машка! – удивился он. – Давно ты к нам в гости не приходила.

– Терентий, – все так же монументально-неподвижная, не прекращающая жевать Тетя Варя лениво протянула руку, выставила тонкий указательный палец в сторону стоящего на столе графина и стакана. – Налей ей попить из вон того графина вон в тот стакан.