Василий Шульгин. Судьба русского националиста - Святослав Рыбас

Кроме того, Шульгин со своими монархистами организовал переезд императрицы-матери Марии Федоровны из Киева в Крым.

Денационализированное Временное правительство, не имевшее реальных органов власти на местах, вынуждено было все больше уступать Советам.

Советы были денационализированы еще больше.

Солженицын писал о национальном составе Петроградского исполнительного комитета: десяток солдат, «вполне показных и придурковатых, держимых в стороне», среди остальных реально действующих — «больше половины оказались евреи-социалисты», «русских меньше четверти»[347].

Кто из свидетелей той поры мог рассказать Солженицыну о «придурковатых» солдатах. Скорее всего, это был Шульгин, видевший Совет во всей красе.

После провала «заговора» армия была обезглавлена. Керенский стал Верховным главнокомандующим, а генерал Алексеев, чтобы предотвратить полный крах и защитить корниловцев, согласился стать начальником штаба.

Арестованные Временным правительством корниловские генералы содержались под следствием в монастыре в Быхове. Оставим их там, посмотрим, что делалось в Юго-Западном крае.

1 сентября Временное правительство, не дожидаясь созыва Учредительного собрания, объявило Россию республикой, на что не имело юридического права. Этим решением была дана отмашка национальным окраинам на самостоятельные правовые действия, чем, конечно, они не замедлили воспользоваться.

Шульгин заявил свой протест членам Временного правительства, так как в те дни он пребывал в Петрограде с прощальным визитом у В. А. Маклакова, который был назначен послом в Париж.

Маклаков тоже выступал за конституционную монархию.

«Император Николай II отрекся от престола в пользу своего брата Михаила. Последний не принял трона, но не окончательно, а условно. В тексте его отречения предусмотрено, что он может принять престол, только если ему поднесет его Всероссийское Учредительное собрание.

Великий князь Михаил Александрович был тогда еще жив, и, следовательно, Временное правительство не могло своею властью совершенно отнять престол у него, а значит, и у всей династии Романовых.

Конечно, мое заявление никакого реального значения не имело. Надежды на то, что Учредительное собрание пригласит великого князя Михаила Александровича на престол, не было. Но для меня и стоявших за мною киевских монархистов было важно, что этим моим заявлением мы предупреждаем, что в этом вопросе мы не послушаемся Временного правительства. Это оказалось важным и для дальнейшего, потому что и Деникин, и Колчак все же стояли в случае, если белые победят, за какое-то „волеизъявление народное“. Под волеизъявлением Деникин подразумевал Учредительное собрание»[348].

Кроме этого протеста Шульгин принял участие в секретном совещании, состоявшемся на квартире бывшего помощника министра внутренних дел царского правительства, князя Волконского. Как он вспоминал на допросе на Лубянке, в совещании принимали участие «Родзянко, депутаты Думы: Лихачев, Н. Н. Львов, Половцев, Пуришкевич, академик Струве и некоторые другие видные лица, фамилии которых я сейчас уже не помню». Они понимали, что дни Временного правительства сочтены, и договорились ехать в область Войска Донского, к казакам.

Вернувшись в Киев, наш герой оказался свидетелем первых боев за власть на Украине.

25 октября (7 ноября) в Петрограде большевики арестовали Временное правительство.

27 октября (9 ноября) украинская Центральная рада приняла резолюцию о власти: восстание в Петрограде осуждалось, государственная власть переходила «в руки всей революционной демократии», Советы рабочих и солдатских депутатов отвергались. (Кстати сказать, вскоре на территории Украинской Народной Республики 3-м Универсалом Центральной рады было отменено без выкупа право собственности на все «помещичьи и иных нетрудовых хозяйств земли сельскохозяйственного значения».)

29–31 (11–13 ноября) октября в Печерском районе Киева начались уличные бои большевистских рабочих отрядов с юнкерами киевских военных училищ и кадетского корпуса. Большевиков поддерживали петлюровцы. Юнкера были вынуждены оставить Киев.

29 октября Генеральный секретариат Центральной рады объявил контроль над вооруженными силами на территории Украины, путями и продовольственным делом. Его власть распространялась на Херсонскую, Екатеринославскую, Харьковскую, Холмскую и частично Таврическую, Курскую и Воронежскую губернии.

Как один из ноябрьских эпизодов Шульгин вспоминал гибель одного из братьев Пятаковых — Льва. Он руководил киевским ревкомом и был убит.

А вообще семья Пятаковых, жившая неподалеку от Шульгиных в своем особнячке на Кузнечной улице, была очень дружна с Билимовичами.

После Октябрьского переворота в Петрограде и киевского действа Шульгин в сопровождении бывшего фельдшера Елисаветградской кавалерийской дивизии Лохова отправился на Дон, где под прикрытием Войска Донского собирались бежавшие из Быхова корниловцы.

Новочеркасск, казачья столица, огромный Войсковой собор, железнодорожный вокзал. В салон-вагоне Шульгина очень любезно принял болезненного вида старик с простонародным лицом в профессорских очках — генерал Алексеев, они были давно знакомы.

Михаил Васильевич объяснил прапорщику Шульгину диспозицию: «Каждая армия, какова она ни была бы, должна иметь базу. Без базы армия существовать не может. Я избрал базу здесь, на Дону, в Новочеркасске. И здесь болото, но другой базы нет.

Кроме базы армия должна иметь личный персональный состав. В данную минуту этот персональный состав состоит из 28 человек».

Шульгин записался двадцать девятым русским белогвардейцем, неизвестный нам Лохов — тридцатым.

Однако сейчас Шульгин в Новочеркасске не был нужен, и Алексеев распорядился: «Я прошу вас и приказываю вернуться в Киев и держать „Киевлянин“ до последней возможности. Затем передайте уже написанное письмо генералу Драгомирову, которого я назначаю главнокомандующим в Киеве, и — присылайте нам офицеров».

Так буднично началась для Василия Витальевича Гражданская война.

«Но предварительно я отболел в Новочеркасске, должно быть, испанкой в легкой форме. Я лежал у члена Государственной Думы Половцова 2-го, который занимался хозяйственной частью армии из двадцати восьми человек. Тут же где-то был Николай Николаевич Львов, с которым я как будто повидался. И М. В. Родзянко. Последний играл тут роль оппозиции. Он и раньше недолюбливал генерала Алексеева»[349].

В Новочеркасске все были свои. По русской традиции, должна была быть и оппозиция. Наверное, бывшему председателю Государственной думы и начальнику штаба, Верховному главнокомандующему было стыдно смотреть друг другу в глаза.