Легавые. Ружье. Загадка Глухого - Эван Хантер

— Несколько ваших ответов на несколько моих вопросов. ’

— Я уже ответил на все ваши вопросы.

— А почему вы решили, что я задал все свои вопросы?

— Может быть, для начала вам стоит познакомить меня с моими правами?

— Идет следствие, вас не арестовали и не посадили до суда в тюрьму, так что не надо здесь острить по поводу своих прав. Никто их не нарушает. Я хочу задать несколько вопросов и получить на них ответы. Вы не возражаете, Эллиот? Здесь ведь я веду следствие, не так ли?

— Я вам еще раз повторяю, что насчет убийства мне ничего не известно.

— Ваша кроссовка была найдена на месте происшествия. 

— Кто это вам сказал? — удивленно вскинул брови Эллиот.

— Я так говорю, и лаборатория тоже. Как она туда попала, Эллиот?

— Понятия не имею. Я выкинул эту пару кроссовок еще две недели назад. Наверное, кто-то подобрал одну на мусорке.

— Но когда вчера я забирал кроссовку, вы говорили, что впервые ее видите. Что-то у вас не вяжется, Эллиот. Вы не могли их выбросить две недели назад еще и по той причине, что два дня назад, я вас видел в одной из этих кроссовок. Что вы на это скажете? Будете играть честно или хотите совершить поездку в участок?

— А зачем? Вы что, хотите предъявить мне обвинение в убийстве?

— Может быть.

— А мне кажется, что это вам не удастся, — сказал Эллиот. — Я не адвокат, но даже я знаю, что вы не сможете построить обвинение на кроссовке, найденной в заброшенном доме.

— Как вы узнали, где она была найдена?

— Я прочитал об этом в газетах.

— А откуда вы знаете, какое именно убийство я расследую?

— Вы же показали мне фотографию, не так ли? Не нужно быть гением, чтобы сопоставить статью в газете с…

— Надевайте шляпу, Эллиот. Я забираю вас в участок.

— Вы не можете меня арестовать. Кого вы хотите надуть? У вас ничего нет против меня.

— Неужели не могу? — спросил Карелла и продекламировал — «Офицер полиции имеет право арестовать подозреваемого без ордера, если у него есть достаточные основания полагать, что именно он совершил преступление». Что вы скажете по поводу этой выдержки? Она из уголовного кодекса.

— Вашими «достаточными основаниями» является кроссовка?

— У меня есть все основания считать, что преступление было совершено в ночь на восемнадцатое апреля, и мне известно, что предмет вашего туалета был найден на месте преступления. Это достаточный аргумент, чтобы увериться в том, что вы были там до или после преступления. Другими словами, я имею все основания для ареста. Скажите, как это вы умудрились разорвать сухожилие? Ахиллово, кажется?

— Нет, простое.

— Ну, неужели вы не хотите поведать мне эту историю? Или перенесем разговор в участок?

— Я ничего не хочу вам рассказывать. А если вы меня заберете, то вам придется рассказать мне о моих правах. А как только вы это сделаете, я сразу же откажусь говорить что-либо и…

— Пусть ваша голова поболит об этом в участке.

Наступила пауза. Оба собеседника смотрели друг другу прямо в глаза. Уголки рта Эллиота высокомерно поднялись вверх, во взгляде была уверенность. С трудом сдерживая желание схватить Эллиота за шиворот и потащить в участок, Карелла решил спокойно подойти к нему по-другому., — С сухожилиями у вас все в порядке, — объявил он. — В регистрационном журнале больницы «Буэнависта» записано, что вы обращались туда с ожогами третьей степени на следующее после убийства утро.

— Я никогда не был в больнице «Буэнависта».

— Значит, кто-то в городе использует ваше имя, Эллиот. 

— Наверное.

— Вы, конечно, не будете снимать бинты, чтобы показать мне ногу?

— И не подумаю.

— Значит, мне придется выписать новый ордер?

— Да, придется. Почему бы вам не отправиться за ним сразу?

— В одной из комнат остались следы небольшого костра…

— Идите и получите ордер, мне думается, я закончил беседу.

— Уж не там ли произошел с вами этот несчастный случай, Эллиот? Не там ли вы обожгли ногу?

— Идите за ордером. Мне больше нечего вам сказать.

— Хорошо, пусть будет по-вашему, — еле сдерживая ярость, сказал Карелла и открыл дверь. — Но учтите, я еще вернусь.

Сильно хлопнув дверью на прощание, Карелла вышел на улицу, так и не приблизившись к разгадке. Добавились три косвенные улики, но, к сожалению, их было недостаточно для ареста. Кроссовка, найденная в здании, без сомнения, принадлежала Эллиоту. Она лежала в углу комнаты, на полу которой остались следы недавнего костра. Эллиот обратился в больницу утром девятнадцатого апреля, сразу после преступления. Карелла надеялся, что Эллиот расколется под давлением этих трех фактов или проболтается о чем-то важном, что позволит вывести следствие на твердую почву.

Но Эллиот оказался крепким орешком. Если бы Карелла обратился теперь в суд с просьбой о выдаче ордера на арест, имея только эти улики, то получил бы отказ уже через пару минут. Более того, это позволило бы юридически укрепить права Эллиота: если его арестовать, то только с предупреждением о том, что он может не отвечать на вопросы, которые могут повредить ему, и тогда он наверняка откажется отвечать на любые вопросы вообще или потребует присутствия адвоката. Ну, а как только адвокат встрянет в дело, так он, конечно, скажет Эллиоту, чтобы тот держал язык за зубами, что опять же вернет следствие на круги своя: доказательства, построенные на одной вещественной и двух косвенных уликах, могут рассыпаться на глазах, как карточный домик.

Карелла быстро направился к своей машине. На сто процентов он был сейчас уверен лишь в одном: если бы Эллиот действительно ничего не знал о случившемся на пятом этаже дома по Норс Гаррисон, 433, в ночь на восемнадцатое апреля, то он бы отвечал на все вопросы очень спокойно. Но ведь он отказывался отвечать, а если что-то и говорил, то врал на каждом шагу.

Такое поведение Эллиота вынудило Кареллу обратиться к маленькой девушке с длиннымй каштановыми волосами, испуганными карими глазками и личиком ангела — Мэри Райн, которую Карелла один раз уже пытался «исповедовать». Тогда Мэри Райн, слава богу, поведала Карелле, что они с Эллиотом вернулись из Бостона в понедельник поздно вечером. А Эллиот на самом деле обратился в больницу «Буэнависта» в понедельник рано утром! Значит, Мэри будет что поведать своему священнику на следующей исповеди. В прошлый раз Карелла заметил, как была напугана Мэри, как дрожало ее хрупкое тельце, поэтому он решил больше не пугать девушку.

Он захлопнул дверцу машины и, повернув ключ зажигания, запустил двигатель.

Беда была в том, что Клинг просто не мог оторвать