Обсидиановая бабочка - Лорел Гамильтон

Рамирес посмотрел на меня честными глазами, и толькоморщинка меж бровей выдавала, что ему неловко. Он, когда хмурился, выгляделдаже еще моложе.

- Тебе это не мешает? - спросил он.

- Что?

Он глянул туда, где остались двое полисменов. Они продолжалилыбиться.

- Джейкс и Джармен.

- В смысле, их подначки?

Он кивнул.

- Когда я залепила Марксу поцелуй у них на глазах, я вродекак спровоцировала их на небольшие подначки. К тому же я сама начала, точнее,ты начал. - Я пожала плечами. - Это помогает спустить пар, что нам всем сейчаси надо.

- Мало кто из женщин смотрит на это так, - заметил Рамирес.

- А я и есть мало кто. Но если честно, то женщины не любяттаких подначек, потому что мало кто из мужчин знает грань, где кончаютсяподначки и начинается приставание. Если бы я каждый день работала с мужчинами,я бы тоже была поосторожнее. Но это, слава Богу, не так, и я могу себепозволить иногда подойти к краю.

- И где у тебя край, Анита?

- Я всегда даю это понять, если кто за него заступит. Наэтот счет не волнуйся.

Я шагнула назад, оставив между нами дистанцию, которую мнехотелось сохранить.

- Ты на меня злишься? - удивился он.

Я улыбнулась краями губ:

- Поверьте мне, детектив, когда я на вас разозлюсь, у вас неостанется никаких сомнений на этот счет.

- Детектив. Даже не Рамирес. Теперь я знаю, что чем-то тебяогорчил. Чем?

Я смотрела на него, в честное, открытое лицо.

- Почему ты мне не сказал, что Маркс обо мне говорил? Чтоговорил другим копам? Это же могло значить смертный приговор.

- Маркс никогда бы это не протолкнул, Анита.

- И все равно ты должен был мне сказать.

Он скорчил недоуменную гримасу, пожал плечами:

- Я понятия не имел, что это мой долг.

Я нахмурилась.

- Да, вряд ли это был твой долг. - И все равно его ответ мнене понравился.

Он снова тронул меня за руку, чуть-чуть.

- Я считал, что Марксу не добиться твоего ареста. И былправ. Разве этого мало?

- Мало.

Он опустил руку:

- И что хорошего было бы, если бы я тебе сказал? Ты бы зрябеспокоилась.

- Мне не надо, чтобы ты защищал мои чувства. Мне нужночувство, что я могу тебе доверять.

- И ты не доверяешь мне только потому, что я не передал тебевсе, что говорил Маркс?

- Доверяю меньше, чем раньше.

Его лицо стало жестче от нарастающей в нем злости.

- А ты рассказала мне все, что случилось в "Лосдуэндос"? И ничего не утаила из беседы с Ники Бако?

Это уже не были добрые глаза. Это были глаза копа, холодныеи проницательные.

Я потупилась, но заставила себя поднять глаза и выдержатьего взгляд, хотя мне хотелось, понурив голову, сказать: да, блин, тут ты меняподловил. Когда меня загоняют в угол, я обычно злюсь. Но сейчас, глядя в егоглубокие карие глаза, я не могла вызвать в себе праведного негодования. Может,мне стало недоставать моральных устоев. Да, наверное.

- Я никого там не убила, если ты об этом. - Обычный мойкомментарий, но я особо на него не напирала.

- Я не об этом, и ты это знаешь, Анита. Что-то былосвойское, почти интимное, в этом разговоре. Мы всего два дня как знакомы, новедем себя так, будто знаем друг друга уже давно. И это меня нервировало.Обычно я так быстро не схожусь ни с людьми, ни с монстрами.

Но если бы даже передо мной стоял мой давнишний друг изполиции сержант Рудольф Сторр, я бы все равно соврала. Стоит Ники Бако учуятьзапах копов, он тут же уйдет в скорлупу и больше мне верить не будет. Такиелюди не рискуют, когда речь идет о полиции.

- Бако знал, что вы с Ригби ждете у бара, Эрнандо. У неговся округа начинена магическими... - я пошевелила пальцами, подыскивая слово, -...заклинаниями, оградами. Он знает, что происходит на улице. Если я вернусь сполицейской поддержкой, как бы далеко она ни осталась, он нам помогать небудет.

- А ты уверена, что он вообще будет помогать? - спросилРамирес. - Может, он тебе голову морочит, хочет вытянуть из тебя, что тебеизвестно.

- Он боится, Эрнандо. Бако боится. А у меня такое чувство,что его трудно напугать.

- Только что ты мне сказала, что скрываешь информацию отсотрудников, расследующих убийства.

- Если ты на меня повесишь микрофон или будешь настаивать,чтобы со мной пошло прикрытие, Бако мы потеряем. И ты знаешь, что я права.

- Бако мы, может, и потеряем, но ты не права.

Было видно, что он снова злится. Я видала это злобноенедовольство у других мужчин, которых знала дольше и ближе. Они злятся, что яне могу просто быть хорошей девочкой и играть по их правилам, быть такой, какойим хочется. И очень грустно было слышать эту нотку в голосе Рамиреса на третий деньзнакомства.

- Для меня сейчас самое важное - это прекратить убийства.Вот моя цель. Моя единственная цель. - Услышав свои слова, я тут же добавила: -И остаться в живых. Но помимо этого, у меня на уме ничего нет. Остановитьпреступников и уцелеть самой. Это очень упрощает жизнь, Эрнандо.

- Ты мне раньше говорила, что хочешь изменить свою жизнь,чтобы она вся не состояла из крови и ужаса. Если хочешь ее переменить, Анита,придется ее усложнять. И придется снова начать верить людям, действительноверить.

Я покачала головой:

- Спасибо, что использовал против меня минуты моей слабости.Я теперь вспомнила, почему не доверяю незнакомым.

Наконец-то я разозлилась сама. Приятное ощущение, потому чтопривычное. Если я смогу злиться и дальше, то не буду тогда так смущаться.

Он схватил меня за локоть, и на этот раз не вежливо. Не былобольно, но я почувствовала его стискивающие пальцы. Впервые с момента нашегознакомства он позволил себе показать мне, что под мягкой оболочкой кроетсяжесткое ядро. Такую сердцевину нужно иметь или приобрести, чтобы служить вполиции. Без нее ты можешь работать, но не будешь преуспевать.

Я улыбнулась:

- А что дальше? Резиновые шланги и свет в глаза?

Хотелось перевести все в шутку, но непринужденных ноток вмоем голосе не было. Мы теперь оба злились. Под улыбками и манерами скрывалсяхарактер каждого из нас. Посмотрим-ка, чей крепче.

Он заговорил тихо, тщательно подбирая слова - так делаю я,когда мне хочется сорваться и заорать.