Стальные боги - Замиль Ахтар

Вокруг лагеря в тусклом свете загорались костры, просыпались солдаты и готовили себе завтрак. Совсем мало еды пришлось разделить на всех. Не хватало всего – пороха, лошадей, боевого духа. Каждый залечивал рану, плотскую или душевную. Если на доспехах не было крови, значит, они были обуглены, а часто и то и другое. Стрелкам приходилось довольствоваться горсткой пуль. Четверть копейщиков обходились одними древками: металлические наконечники затупились. Пушкари, лишившись бомбард, бросали примитивные зажигательные снаряды, разрывающиеся у них в руках. Знаменосцы при разгроме бросили флаги и теперь били в барабаны, звук которых безумно раздражал.

Хуже всего был непрекращающийся дождь. Здешние равнины известны летними дождями, но зачем же они бесконечно льются в такое время?

Я разыскивал Хайрада. Даже мне пришлось признать, что я нуждаюсь в его совете в такой тяжелый момент. Один из его командиров сказал, что Рыжебородый у Сади. Они не поженятся, пока я жив, каких бы клятв она ни дала. Пусть и нехотя, я мог признать, что Хайрад был великим человеком и заслужил прозвище Шах Морей. Но он сын торговца из Эджаза. Не говоря уже о его возрасте, близком к моему.

Я нашел его в юрте Сади; он сидел у постели, глядя, как она спит. Я сел рядом с ним и стал смотреть на дочь, которая тихо дышала.

Сади шевельнулась.

– Это ты, Кева? – Она открыла глаза, зевнула и, прищурившись, посмотрела на нас. – У вас нет дел важнее, чем смотреть, как я сплю?

Видно было, что она потела всю ночь. Целители говорили, это признак того, что тело сражается, но лицо у нее все еще было цвета ржавчины.

Мы с Хайрадом покинули юрту, чтобы дать ей отдохнуть, и ушли подальше, чтобы нас не слышали забадары, ухаживающие за лошадьми. Возле громоподобной бурной реки на заболоченном берегу я поведал Хайраду, что у меня на уме.

– Я подумываю сражаться дальше, – сказал я.

Он поднял кустистые брови и подергал свою знаменитую рыжую бороду.

– Ваше величество, я готов расстаться с жизнью, как и вы с вашей. Я считал, что это дерьмовое соглашение, но теперь дело сделано, и у Сади, как у многих других, еще есть шанс на жизнь. Если вы нарушите условия этого мерзавца, ваш род ожидает жестокий конец.

– А я верю, что помощь придет.

– Помощь? Мы от помощи в сотнях миль. Если бы вы отправили самого быстрого всадника в Тагкалай несколько дней назад, и то помощь не успела бы. Разве что вы попросите помощи у джиннов.

– Мне был сон. Лат велела мне подождать, пока солнце не пройдет полпути к зениту… Если мы продержимся до тех пор, помощь придет.

– Вы рискнете жизнью дочери и будущим вашего рода из-за своих ночных фантазий?

Хайрад прав. Это самое глупое, что когда-либо приходило мне в голову. Тем не менее…

– Хайрад, разве ты сам не говорил, что у тебя было видение, перед тем как ты меня спас?

– Кто вам об этом сказал?

– Сади. Она говорила, что именно из-за этого видения ты атаковал флот Иосиаса.

Он кивнул.

– Я увидел золотой корабль с пурпурными парусами. Он вез гору сокровищ, подобных которым я не встречал ни в одном путешествии, и золотого павлина с рубиновыми глазами, украшавшего ваш тронный зал. – Глаза Хайрада затуманились образами видения. Он встрепенулся. – Но я атаковал не из-за видения, а по очевидным причинам. Иосиас, глупец, высадился на сушу; и часть его кораблей была на берегу, а на оставшейся части было слишком мало людей. Многие эджазские моряки перешли на нашу сторону, так что флагман оказалось легко захватить. Узнав о его предательстве, я должен был покарать крестеского ублюдка.

– Может быть, к полудню река успокоится. Разве нам не стоит надеяться, что Лат к чему-то нас направляет?

Хайрад захохотал.

– История знает много людей, которые на это надеялись. Они все похоронены где-то в канавах.

– Странно видеть такое маловерие у того, кто командует ордой воинов-дервишей.

Как Хайраду удавалось улыбаться в таких обстоятельствах, мне никогда не понять. Мне была отвратительна эта ухмылка. Все его зубы были из золота разных оттенков.

– Легенда тверда, как железо… – Он склонил голову и указал на себя. – Но человек – как вода.

Я покачал головой, снова вспомнив, почему терпеть не мог этого пирата.

– Существует тысяча и один способ сказать об этом. Ты выбрал самый нелепый.

Он разразился смехом. И я тоже рассмеялся. Возможно, в последний раз.

Солнце выглянуло из-за горизонта, и небо озарилось лучами. Император будет здесь совсем скоро. Его конные разведчики уже наблюдали за нами с холма.

Это просто безумие. Все это. Я могу принимать решения на основе предзнаменований, но нельзя подвергать опасности семью уже после того, как я выторговал снисхождение.

В ту минуту, когда предстояло принять решение, ко мне подошла Хумайра. Она была измучена тем, через что нам пришлось пройти, но ее красота все еще пробуждала во мне трепет. Эту дочь пастуха я любил сильнее, чем сестру султана Абистры, на которой женился. Глядя на нее, я видел ту же пылкую девушку, которую знал почти тридцать лет назад.

Барабанил дождь, и мы беседовали в моей юрте. Я рассказал ей про свой сон. Я искал ее мудрости, как когда-то, прежде чем наши сердца ожесточились друг против друга.

– Я должен отдать приказ – либо сдаться, либо сражаться, – сказал я. – Жизнь твоей дочери…

Я задохнулся от этих слов. Не мог даже решиться закончить мысль.

Хумайра улыбнулась мне, как в дни нашей страсти. То время давно миновало, но его аромат был словно из вчерашнего дня.

– Ты рассказывал мне историю о твоем отце в Растергане, – сказала она. – Как он отказался сдаваться, хотя у них не было еды и его войско было в три раза меньше.

– В Растергане была стена, за которой мы могли укрыться.

– Твой брат Селим тоже был там, не так ли?

Я кивнул.

– Тогда позволь мне спросить, – продолжала Хумайра, – как ты думаешь, а твой отец готов был умереть? Готов был пожертвовать тобой и Селимом?

– Зная моего отца – разумеется. Но я не такой. Я стал шахом лишь потому, что не хотел умирать, не хотел, чтобы гибли мои дети, чтобы умерла ты. Селук Рассветный смотрит вниз и плачет над тем, что я сделал с одним из его царств.

В первый раз за долгие годы Хумайра не отстранилась, когда я коснулся ее щеки. Хотя по печали в ее взгляде я видел, что она не простила меня. Любовники могут ранить друг друга