Заговор против Гитлера. Деятельность Сопротивления в Германии. 1939-1944 - Гарольд С. Дойч

Совокупное воздействие всех этих сообщений привело к тому, что этот перенесший столь много разочарований и ударов, но не сдавшийся офицер находился в состоянии нервного напряжения, которое искало выхода в конкретных действиях. Он постоянно ездил в Берлин и встречался со своими друзьями на Тирпиц–Уфер и делал все от него зависящее, чтобы продолжить борьбу с силами зла, которую, по его глубокому убеждению, он должен был вести до конца. 6 декабря он говорил по телефону с Канарисом, 11–го – с Остером и Гейден–Ринчем. Надеясь создать единый фронт против упоминавшегося циркуляра СС, он встретился 14 декабря с генералом фон Вицендорфом из центральной дивизии люфтваффе, а также с капитаном фрегата Эрхардтом, работавшим в отделе кадров флота. Они заверили Гроскурта, что Геринг и Редер знают о циркуляре и крайне его не одобряют. Однако ничего не было сказано о том, собирается ли Геринг поговорить об этом лично с Гитлером, чтобы тот вмешался; что касается гросс–адмирала, то, как было сказано Гроскурту, от него не следовало ждать проявления какой–либо инициативы в этом вопросе.

Ничего не добившись в этих структурах, где, в общем–то, и надеяться на что–либо не было никаких оснований, Гроскурт решил предпринять последнюю попытку побудить к выступлению командиров разного уровня Западной группировки. Вооружившись первым из двух меморандумов Бласковица и целой кипой документов о зверствах нацистов в Польше, Гроскурт мог в большей степени, чем Канарис в ходе его аналогичной поездки в середине октября 1939 года, рассчитывать на то, чтобы как следует встряхнуть комсостав Западной группировки и вызвать в нем мятежный дух и готовность к решительным действиям.

Взяв с собой капитана Фидлера, человека такого же мятежного духа и твердых убеждений, Гроскурт сел 18 декабря 1939 года в ночной экспресс, отправлявшийся во Франкфурт. Он хорошо знал о настроениях среди высшего звена штабных офицеров группы армий «Ц», которой командовал Лееб, а потому рассчитывал, что его здесь встретят с радушием и пониманием. Следующим утром он встретился с начальником штаба фон Зоденштерном, начальником оперативного отдела полковником Винсенцем Мюллером и начальником отдела разведки подполковником Ланге. Переданные им документы и материалы, которые он представил точно в том виде, в каком их получил, произвели очень сильное впечатление, а также вызвали взрыв возмущения и негодования по адресу Браухича, который полностью потерял их доверие. Как и во многих других местах, здесь высказывалось мнение, что Гальдеру следует больше полагаться на Вицлебена и что начальника штаба сухопутных сил следует убедить приехать в ставку командования Вицлебена. Такая реакция была бальзамом на раны Гроскурта, который привык мужественно сносить удары судьбы, оставившие ему немало рубцов, и он в полной мере воспользовался теми возможностями, которые представились ему в данной аудитории. «Я встряхнул их очень хорошо» – так прокомментировал он результаты своей поездки во Франкфурт.

Днем Гроскурт и Фидлер продолжили свою «езду по кругу» и прибыли в ставку командования Вицлебена в Крейцнахе, где имели беседу с начальником штаба Меттом, а также руководителями оперативного отдела и отдела разведки. После этого Гроскурт три четверти часа беседовал с Вицлебеном и значительно укрепил намерение и готовность генерала приехать в Берлин через десять дней. На следующий день (20 декабря) Гроскурт и его спутник посетили графа Шверина, связного оппозиции в Крейцнахе, который отвез их на два командных пункта на передовой, где их агитация могла бы дать результат.

Утром 21 декабря Гроскурт и Фидлер оказались в Кобленце, откуда Рундштедт командовал группой армий «А». Гроскурт докладывал лично Рундштедту; отсутствие комментариев в его дневнике по этому поводу связано, очевидно, с тем, что отклика у Рундштедта его сообщение не имело. Уже собираясь уезжать, они с удовлетворением заметили, что подъехал Лееб. Он был настолько впечатлен информацией, полученной его штабом во Франкфурте от Гроскурта и его спутника, что буквально последовал за ними по пятам в Кобленц, чтобы лично побеседовать с Рундштедтом и попытаться повлиять на него.

Помня о поговорке «Каков поп, таков и приход», оба агитатора не имели особых надежд на успех, когда приехали в ставку командования группы армий «Б», располагавшуюся в Годсберге, которой командовал Бок. И действительно, изначальная реакция начальника штаба Ганса фон Зальмута на сказанное ими была негативной. Но к концу беседы Гроскурт, использовавший все свои способности убеждать, почувствовал, что собеседник более или менее прочувствовал сказанное и что информация легла удачно. Подводя итог своей добровольной миссии на Западный фронт, Гроскурт позвонил в штаб 4–й армии в Кёльн. «Таким образом, мы охватили самые важные звенья Западной группировки. Я надеюсь на успех. Мы продолжим».

В течение трех дней он неустанно трудился во всех трех группах армий, в двух армиях и двух вспомогательных командных пунктах, находившихся в их подчинении. И всюду он чувствовал возможность добиться положительного отклика. Меморандум Бласковица поистине оказался козырной картой; ряд начальников штабов сделали длинные выписки из него, чтобы показать своим командирам и коллегам.

«Что принесет новый год?» – этим вопросом открывает Гроскурт свой дневник за 1940 год. И тут же дает ответ: «Я продолжу борьбу, чтобы покончить с этим безумием». Оценка текущего момента была довольно оптимистичной; обстановка, как казалось, способствовала такой оценке. ОКХ был буквально завален протестами в связи с циркуляром СС от различных церковных учреждений и групп верующих, а также воинских частей и соединений. Браухич и Гальдер оказались весьма восприимчивыми к этим протестам. Браухич был под столь сильным воздействием от происходящего, что написал весьма энергичное письмо Кейтелю, в котором затронул тему, связанную с регулированием религиозных вопросов в вермахте. Гроскурт получил от командующего сухопутными силами вполне соответствующее его настроению и убеждениям поручение подготовить проект документа на этот счет и с удовлетворением обнаружил, что его проект был принят практически без изменений и возражений.

Однако «день расплаты» для Гроскурта, этого неутомимого и бескомпромиссного бойца, приближался. 5 января 1940 года на имя Браухича пришел запрос от Бласковица о том, почему различные выдержки из его меморандума гуляют по всему Западному фронту. Вечером того же дня в Цоссене царило «всеобщее возбуждение». Гальдер, как уже отмечалось, был в командировке на Западном фронте, откуда он должен был вернуться не ранее 8 января. Однако непосредственный начальник Гроскурта Типпельскирх заверил в тот момент Гроскурта, что окажет ему полную поддержку.

При изучении записей в дневниках Гроскурта за тот период складывается впечатление, что 4–й оберквартирмейстер Типпельскирх был «своим» во всех лагерях и имел привычку «есть в двух стойлах». Гроскурт относился к нему с недоверием, если не с презрением и никогда не отказывался от изначально данной им оценки этому человеку: «приспособленец, тщеславен, хочет выдвинуться, чтобы что–то собой представлять, является противником адмирала».

Хотя Типпельскирх, как и все руководящие сотрудники ОКХ, был противником наступления, он, по сути, не разделял взгляды оппозиции и, судя по всему, никогда не был посвящен в планы и цели цоссенской «группы действия». После первых же попыток испытать его на пригодность для работы в рядах оппозиции, увидев его реакцию, от дальнейших подобных попыток сразу отказались. Так, когда в октябре 1939 года ему на стол для проверки «случайно» положили одну из бумаг, написанную Беком, он воскликнул: «Это сочинение написано англичанином или немцем?