Заговор против Гитлера. Деятельность Сопротивления в Германии. 1939-1944 - Гарольд С. Дойч

Хорошей новостью для оппозиции стало все возрастающее отчуждение и охлаждение отношений между Германией и Италией. Официальный Рим до сих пор не мог простить Гитлеру, что тот заключил договор с Советским Союзом, предварительно с ним не проконсультировавшись.

Италию охватила новая волна антисоветских настроений, которые повлекли за собой и аналогичные настроения против Германии. Чиано поэтому пришлось всячески «замазывать» тот прогерманский настрой, который он столь очевидно демонстрировал начиная с весны 1939 года. Какое–то время ему пришлось резко выступать против Германии, чтобы оградить себя от неприятностей, что особенно проявилось в его выступлении перед фашистским Большим советом 16 декабря 1939 года, которое прозвучало как погребальный звон по «стальному пакту»[161].

Еще большее оживление в рядах оппозиции вызвало письмо Муссолини к Гитлеру, которое было доставлено в Берлин 8 января 1940 года. Дуче осмелился посоветовать фюреру проводить более сдержанную политику в отношении поляков и фактически восстановить суверенное польское государство, сделать благородный жест по отношению к западным державам, на основе которого можно было бы достичь соглашения с ними. Германия, поддерживаемая Италией, утверждал он, никогда не будет побеждена. С другой стороны, далеко не факт, что западные демократии удастся поставить на колени – хотя бы потому, что Соединенные Штаты никогда этого не допустят. Таким образом, в случае продолжения войны возникнет тупиковая ситуация, от которой выиграет только Советский Союз. В то же время единственной возможностью решить проблему жизненного пространства для Германии является движение на восток, а цель фашистских революций, произошедших в обеих странах, будет выполнена лишь тогда, когда большевистский режим Москвы будет свергнут.

Все указывало на то, что Муссолини провозгласил независимость от военной политики Гитлера. О реакции фюрера можно судить по тому, что он не давал никакого ответа на это письмо в течение двух месяцев. Тогда же из рейхсканцелярии стали просачиваться сообщения, что Гитлер отпускает по поводу Муссолини такие определения, как, например, «мой трусливый друг».

Могло показаться, что нежелание Италии идти вслед за Гитлером может оказать смягчающее воздействие на германскую политику; по крайней мере, когда неделю спустя было объявлено об откладывании наступления до весны, некоторые ошибочно истолковали это как следствие воздействия Италии. В любом случае период с середины декабря 1939 до середины января 1940 года принес оппозиции гораздо больше надежд, чем поистине катастрофический предыдущий период.

В конце третьей недели декабря прошли оживленные дискуссии с участием таких людей, как Бек, Герделер, Остер и Попитц, которые были основными связующими звеньями между различными группами оппозиции. Шахт согласился поддержать переворот; гросс–адмирал Редер в беседе с Герделером сказал, если только неисправимый оптимист Герделер не воспринял сказанное чрезмерно преувеличенно, что он поддержит переворот, если его возглавят руководители сухопутных сил. Сообщение о том, что Гитлер назначил на 27 декабря важное совещание в рейхсканцелярии, на котором, судя по всему, упор должен был быть сделан на проведении в ближайшее время наступления, стал еще одной причиной, подталкивающей участников оппозиции к быстрым действиям.

Вновь вернулись к рассмотрению проекта о том, чтобы сконцентрировать в районе Берлина необходимое количество войск, а для этого попытаться задержать некоторые перебрасываемые на запад дивизии. Если бы это удалось сделать, то в Берлин прибыл бы Вицлебен, чтобы возглавить нанесение удара по СС. Гитлера планировалось захватить и представить на освидетельствование консилиуму психиатров, которые объявили бы его неспособным управлять государством. В то же время Бек должен был прибыть в Цоссен и возглавить руководство сухопутными силами, забрав его из дрожащих рук Браухича.

Многие из этих вопросов осенью уже рассматривались, и по основным из них имелось принципиальное соглашение. Было намечено, что после Рождества Остер и Герделер встретятся во Франкфурте с Вицлебеном.

Вицлебен дал согласие приехать в Берлин, чтобы встретиться с Беком, а также посетить Цоссен, чтобы выяснить сложившуюся там обстановку и понять, какие ее факторы могут помочь осуществлению переворота, а какие – помешать.

Герделер, которому ничего не сообщили о возобновившихся в Ватикане контактах, предложил присутствующим план своей поездки в Брюссель в сопровождении высокопоставленного генерала. Он собирался встретиться с королем Леопольдом, которого считал своим другом, и сообщить ему о существовании группы заговорщиков и о «возможной смене правительства». Для того чтобы развеять всякого рода сомнения в ОКХ, а также среди командующих группами армий на Западе о том, что заключение «достойного мира» еще возможно, Герделер рассчитывал убедить короля получить соответствующие подтверждающие заявления от правительств Франции и Англии.

Предложение Герделера было отвергнуто Хасселем и Попитцем, а также, скорее всего, и другими присутствующими, что привело к тому, что, вернувшись во Франкфурт, Герделер от него отказался. Вицлебен посетил в конце года Берлин, как и планировал, однако у него сложилось настолько пессимистичное впечатление от посещения ОКХ, что он вернулся в Западную группировку совершенно разочарованным. Гальдер не стал рассматривать возможность новой попытки сконцентрировать войска около столицы. После войны Гальдер говорил, что, когда приказы о наступлении то отдавались, то отменялись в течение нескольких дней и никто не знал, когда же будет отдан окончательный приказ о наступлении, о концентрации войск близ Берлина не могло быть и речи.

Давая разъяснения по этому вопросу, он также подчеркнул, что переброска войск с Востока на Запад к этому времени уже закончилась, а сконцентрировать войска в районе Берлина можно было лишь тогда, когда она еще продолжалась.

С 5 ноября 1939 года Гальдер, как и Браухич, под влиянием известных событий был готов покорно выполнить приказ о наступлении при любых обстоятельствах, за исключением его отмены. Затем эта покорность преобразовалась в положительное восприятие планов Гитлера осуществить наступление на Западе. При этом следует отметить, что с каждой неделей военное положение Германии становилось все более внушительным и впечатляющим. К пяти танковым дивизиям, с которыми начиналась польская кампания и которые были полностью переоснащены и доукомплектованы до своего изначального состояния боеготовности к 10 ноября 1939 года, добавились еще девять новых, и к 10 мая 1940 года они были готовы вступить в дело. Если к началу сентября 1939 года имелось 52 полностью укомплектованные и боеспособные регулярные дивизии, то теперь к ним прибавилось еще сто дивизий. Все они находились в высокой степени готовности, поскольку многократно поднимались по тревоге, выводились на исходные позиции и приводились в исходное положение для начала наступления. «Постоянная военная тревога привела войска в наилучшую форму», – кратко заметил по этому поводу Гальдер. По контрасту с войсками союзников, командиры которых ломали голову и напрягали воображение, думая над тем, чем занять солдат, их германским коллегам приходилось постоянно поддерживать готовность войск то к тому, то к другому объявляемому сроку начала наступления.