Между прошлым и будущим - Карен Уайт

Мне снова снился сон, в котором струился голубой Дунай, а я шла по мосту под руку с Магдой и Бернадетт. Мы снова были молоды, с атласной кожей и блестящими волосами, и казалось, что война, смерть и разлука где-то очень далеко. Потом вдруг небо потемнело, и бомбы посыпались, словно дождь, а я смотрела, как волны реки становятся красными.

– Хелена?

Это была Элеонор. Должно быть, уже настало раннее утро, и сквозь щели с обеих сторон штор пробивались солнечные лучи. Как давно она начала называть меня по имени? Я вдруг поняла, что, как ни странно, меня это не раздражало. Я моргнула, чтобы сфокусировать зрение, а потом почувствовала, что она надевает мне на нос очки. Увидев марлевую повязку на ее голове, я поняла, почему покраснели воды реки в моем сне.

– Что с Джиджи?

Ее взгляд был ответом на мой вопрос. Она подошла и взяла меня за руку. Кожа ее была так же холодна, как моя.

– Вчера на пути сюда мы попали в аварию. Какой-то ненормальный поехал на красный свет… – Элеонор остановилась, понимая, что подробности не имеют никакого значения, ведь они не могут изменить конечный результат. – Она сейчас в больнице. У нее гематома в мозге, и ее ввели в искусственную кому. Если гематома спадет, у нее есть шанс на полное выздоровление. Все решится в течение нескольких дней. Финн и Харпер, разумеется, там, с ней.

Мое сердце наполнил леденящий холод, что, как ни странно, принесло облегчение, так как я больше не чувствовала биения в груди. Я не испытала никаких эмоций, глядя на израненное лицо Элеонор, на катившиеся по ее щекам слезы, которые она пыталась смахнуть. Сложно изобразить удивление, когда уже так давно душа замирает в ожидании печальной новости и ты знаешь, что несчастье лишь ждет удобного случая, затаившись, словно пантера, готовящаяся к прыжку.

Выражение лица Элеонор изменилось – она, видимо, подумала, что я нахожусь в шоковом состоянии и не понимаю, что она говорит. Я отдернула руку, изображая нетерпение.

– Я хочу есть. Сестра Кестер уже готовит завтрак?

Элеонор отпрянула от меня.

– Разве вы не слышите? Джиджи в больнице. Она может умереть.

– Я все прекрасно слышу, не глухая. Но, повторяю, я хочу есть.

Мой желудок не принял бы еду, но все, что я хотела, – это чтобы Элеонор ушла прежде, чем я скажу ей, что это все моя вина, что все эти годы я ждала, когда Всевышний обрушит на меня свой гнев, ибо Священное Писание гласит: око за око, зуб за зуб. Дитя за дитя. Я хотела рассказать ей, как старалась не привязываться к Джиджи, но не смогла устоять, как старалась казаться холодной, чтобы уберечь ее. А когда она справилась со смертельной болезнью, я было подумала, что Господь смилостивился и я чудесным образом избежала его кары. Но оказывается, он лишь выжидал, чтобы покарать меня.

– Бог дал, бог взял, – сказала я, надеясь, что Элеонор поймет.

– Вы хотите сказать, что не сожалеете? – спросила она едва слышным голосом, полным неверия.

Я бессильно откинулась на подушки, испытывая странное облегчение от того, что теперь знала, какое наказание уготовила мне судьба.

– Mindenki a maga szerencsejenek kovacsa, – прошептала я, обращаясь к темному углу комнаты, где прятались призраки.

– Каждый – кузнец собственного счастья, – перевела Элеонор, медленно произнося каждое слово, как будто в них заключалась разгадка, почему я не плачу из-за моей милой Джиджи.

Плечи Элеонор были опущены, ладони плотно прижаты к коленям – передо мной снова была та девушка, которую я увидела во время нашей первой встречи, поразившая меня странным сочетанием осанки человека, признавшего свое поражение в жизни, и глаз, полных неистового блеска. Даже тогда я заметила проблески ее истинной неукротимой натуры, а сейчас было видно, что ее дух уже почти полностью возродился. Наверное, если бы она сейчас села за рояль, из-под ее пальцев выходили бы чистейшие, божественные звуки, которые заставили бы мое сердце трепетать, оплакивая все скорби мира сего. А если бы при этом присутствовала Джиджи, она от восторга прижала бы к сердцу маленькие ладошки.

– Не понимаю, – произнесла Элеонор, и в ее голосе звучали гнев и смятение. – При чем тут Джиджи? Какие могут быть грехи у невинного ребенка?

Я покачала головой.

– Речь вовсе не о Джиджи, а обо мне.

Элеонор смотрела своими светло-голубыми глазами куда-то вдаль, не видя меня, и я представила, как перед ее мысленным взором проносятся страницы прочитанных книг, обрывки разговоров со мной и Финном, и она пытается найти разгадку истории, конец которой, я знала, заставит ее содрогнуться от ужаса.

Элеонор выпрямилась, распахнув от удивления глаза. Мы смотрели в лицо друг другу, но в этой битве воли никто не хотел отводить взгляд. Я чувствовала, как одна за другой рвутся нити опутывающей меня паутины, и отчаянно сопротивлялась, пытаясь ухватиться за те, что еще оставались. И тут я прибегла к единственному оружию, которое еще было мне доступно.

– А как поживает ваша сестра Ева? Беременность протекает нормально?

Элеонор не удостоила меня ответом, но иного я от нее и не ожидала.

– Хочу задать вам вопрос. Спросить кое-что, о чем думаю все эти месяцы. – Я притворилась, что собираюсь с мыслями. – Теперь, когда вы влюблены в Финна – только не говорите, что это не так, – вы уже больше не желаете ей смерти?

Она чуть не упала со стула.

– Я вам никогда не говорила этого.

– А вам и не надо было этого говорить. Не забывайте, у меня же было целых две сестры. Было бы странно прожить жизнь с сестрой, и чтобы при этом никогда не возникали подобные мысли, хотя бы однажды. Любовь и ненависть – это лишь две стороны одной медали.

Элеонор метнулась к двери, но, пока она не уехала из дома, я не могла считать свою победу окончательной. Элеонор вдруг остановилась, потом медленно обернулась, и тут лопнула еще одна нить, связывающая меня с прошлым.

– В чем истинная причина таких нападок? Вымещаете на мне собственное чувство вины из-за смерти Бернадетт? Да, Финн сказал мне, что она покончила с собой. А вы хотели умереть, потому что не могли жить без нее, но не смогли это сделать. Все дело в том, что жизнь для вас стала невозможной, ведь вы знали причину смерти Бернадетт.

– Да как вы смеете? – произнесла я слабым голосом, который всегда использовала, когда хотела добиться своего. – Я старая больная женщина…

– Да, это так. Именно поэтому, смею предположить, вам не хотелось бы умереть с грузом вины на душе. И я не забыла, что все это время, которое мы провели тут вместе, вы ни разу не попросили меня остановиться, когда я пыталась копаться в вашем прошлом. Повторяю, ни разу! Я не оставляла эти попытки, потому что мне казалось, что вы все это время в глубине души надеялись, что вас все же вынудят рассказать всю историю без утайки.

– Какое вам дело до всего этого? К вам это не имеет ни малейшего отношения. – Но я сама слышала, что решимости в моем голосе поубавилось и все мои протесты прозвучали весьма неубедительно.