Халцедоновый Двор. И в пепел обращен - Мари Бреннан

Однако покушение на Энтони и мужество Иррит, предотвратившей оное, выбора ей не оставили.

– Я должна казнить его, – сказала Луна.

– Так я и полагал, – кивнул Энтони. – Но речь о другом. Что ты намерена делать до этого?

Луна наморщила лоб.

– Созвать весь двор… кстати, как по-твоему, не послать ли гонца в Беркшир? Быть может, кто-нибудь из подданных Велунда тоже захочет присутствовать – тогда подождем их.

– Да, если хочешь. Позволь, я выражусь прямолинейнее: намерена ли отдать его под суд?

Вот этого Луна вовсе не ожидала – с тем же успехом Энтони мог бы заговорить по-французски.

– Под суд? Энтони, его вина очевидна. Будь даже прошлые его преступления под сомнением – ты сам видел, что он пытался проделать с тобой!

– Я ни в чем и не сомневаюсь, – отвечал Энтони, – однако доказать несомненное проще простого, так почему бы не сделать этого? Почему б не судить его, как подобает?

– Как подобает? – Мысль эта казалась такой нелепой, что Луна не смогла сдержать смеха. – Энтони, мы ведь не смертные!

Какой же резон побудил его предложить это столь серьезно?

– Верно, не смертные, – согласился Принц. – Но это же не означает, что вам нет дела до справедливости.

– Справедливость требует предать его смерти.

– Потому, что такова твоя воля?

Вопрос сей изумил Луну до утраты дара речи.

– Конечно, против прерогатив королевы возражать не приходится. Однако тебе известно, какого я мнения на сей счет – с годами оно не переменилось. Да, с Пимом я не соглашался по стольким вопросам, что и не счесть, я, как мог, противодействовал его бесконечным попыткам отнять власть у короля, передав ее в руки парламента, но в одном был с ним совершенно согласен – в неприятии прерогативы Карла самовластно выносить приговор. Приговор должен быть вынесен по закону, а не зависеть от прихотей одной-единственной особы.

– По-твоему, это прихоть?! – Сердце Луны сжалось от боли. – Энтони, измена карается смертью – и среди дивных, и среди людей.

И вновь Энтони согласно кивнул, но на сей раз в его согласии чувствовалась изрядная доля иронии.

– Понимаю. Именно потому ты и казнила смертью всех прочих изменников – например, сэра Пригурда.

Дюжина ответов, разом пришедших на ум, застряли в горле так основательно, что наружу не удалось вырваться ни одному. Тугодум Пригурд, пусть с запозданием, задним числом, но старался помочь; что же до остальных – предать смерти их всех было бы актом немыслимой кровожадности. В конце концов, у нее всякий раз были резоны… но именно об этом-то Энтони и говорил. Решения Луна принимала одна, по собственному усмотрению, не прибегая ни к каким меркам, кроме тех, что установила для себя сама.

– Самоуправство, произвол, – негромко, даже не помышляя об обвинениях, сказал Энтони, – отнюдь не становятся привлекательнее, если исходят от дивных.

Луна поникла головой.

– Понимаю, я огорчила тебя, разделавшись с Пригурдом в твое отсутствие. Во второй раз я сей ошибки не допущу. Да, Энтони, изгнание тебя едва не погубило, а виноват во всем Видар, и ты имеешь полное право сказать свое слово при вынесении приговора.

Энтони улыбнулся так, точно именно это и ожидал от нее услышать.

– Прекрасно. Тогда вот мое слово: прежде всего остального я требую суда над Ифарреном Видаром и доказательства его вины.

Луна в отчаянии смежила веки.

– От этого ты не отступишься, верно?

– В самом деле. Не отступлюсь.

– Но вина его будет доказана, – едва не скрипнув зубами, напомнила Луна.

– В этом я не сомневаюсь.

Тогда зачем же судить его? Дабы утвердить процедуру, превратить вынесение приговора изменнику в нечто упорядоченное. А еще, как подозревала Луна, дабы ее подданные тоже смогли сказать свое слово касательно участи изменника, принесшего им столько бед.

Похоже, идеи республиканцев Энтони куда ближе, чем полагает он сам.

– Что ж, будь по-твоему, – сквозь зубы процедила Луна. – Суд – значит, суд.

Халцедоновый Чертог, Лондон, 28 июля 1665 г.

Случай пожалеть об этой уступке представился быстро, полумесяца не прошло. Пообещать судебное разбирательство – дело несложное, а вот решить, как его провести… И вот, пока Видар томился в темнице, столь основательно заложенной кирпичом, что пробраться внутрь, дабы проверить, на месте ли узник, удавалось лишь крохотным, не более стрекозы, сильфам, Луна ломала голову в раздумьях: с чего начать, на чем основать процедуру?

Загвоздка, которую Энтони, несомненно, предвидел загодя, состояла в том, что судебные разбирательства основаны на законах, тогда как у дивных таковых не имелось. Миром дивных правил лишь здравый смысл да прерогативы монарха: если королева сочла некое деяние преступным, значит, так и есть, а выносить приговор – также ее право. По-видимому, в глубине души Энтони надеялся, что дивные напишут себе настоящий, форменный свод законов, но откладывать казнь Видара настолько Луна уж точно не собиралась.

«В конце концов, мы – не люди», – думала она. Однако много ли в сем оправдании веса? Конечно, ее владения не столь обширны, подданные не столь многочисленны, а общество устроено много проще, чем наверху. Так ли уж нужны дивным созданиям суды и законы? И все же, пусть в том, что правит она куда лучше, справедливее старого Карла, Луна не сомневалась, дальновидность и практический ум подсказывали: обольщаться на сей счет не стоит. Королевская прерогатива есть королевская прерогатива, к добру или к худу ей пользуются, ибо особа Луны и справедливость – отнюдь не одно и то же.

Будь проклят Энтони, вложивший ей в голову сии мысли! Теперь они гудели там, в голове, точно пчелиный рой, не давая Луне ни минуты покоя.

В конечном счете она подготовилась к суду, разделив двор на нечто вроде сословий: Халцедоновую Стражу, проживающих в Лондоне беркширцев, собственный тайный совет и так далее, с тем, чтобы каждые выбрали в коллегию присяжных по одному представителю. Всего таковых вышло девять, а не двенадцать, как заведено среди смертных, но это было неважно. Девять их или двенадцать – опасаться, что хоть один сочтет Видара невиновным, не приходилось.

Последняя трудность возникла, когда, обратившись к смертным, Луна обнаружила, сколь те немногочисленны. Да, она понимала, что чума проредила их ряды, одних погубив, других же заставив спасаться бегством, но, узнав, что людей при дворе, не считая Энтони, осталось лишь двое, была не на шутку встревожена.

Пока она занималась иными делами, жизненно важная часть подданных едва не сошла на нет.

«Это я непременно исправлю», – мысленно пообещала Луна. Однако пока со смертными, как и со многим другим, придется подождать.

Собравшись вместе, смертные посовещались и двумя голосами против одного избрали в присяжные Энтони.