Экономика символического обмена - Александр Долгин

Четвертое. Уже упоминавшееся нежелание артистов попасть под подозрения в алчности и обидеть поклонников.

3.7.2.3. Еще о пользе и вреде «жучков»

Согласно Коурти, при нынешнем устройстве рынка организаторы зрелищ не способны побороть «жучков». Тогда снова вернемся к вопросу, нужно ли их истреблять внерыночными методами? Устранить «жучков» и выстроить всех в очередь – казалось бы, этим преследуют благую цель: сделать культуру равнодоступной, уравнять в шансах символический и денежный капиталы. Насколько хорош этот путь? Когда мерилом равнодоступности выбирают деньги, подразумевается, что дискриминация, связанная с временем, наносит меньший ущерб. Покупательная способность времени объявляется выше покупательной способности денег. У богатых и так слишком много хорошего в жизни, от них не убудет, если где-то в кои веки им придется подо­ждать. Так ли безобидна дискриминация состоятельных граждан? Так ли продолжителен и насыщен их досуг, чтобы ограничивать в свободе им распорядиться? «Извольте быть как все!» – настаивают противники спекуляции. Но соблюсти «правило очереди» в реальной жизни не так просто.

Всегда найдутся охотники обменять свое «дешевое» время на чье-либо «дорогое» с взиманием соответствующей разницы в виде доплаты. Экономически время в среднем не дороже денег, а эквивалентно ему. Но если кто-то видит, что каким-то рынком оно ценится выше его обычного почасового заработка, то его право выгодно продать свое время на данном рынке. Симметрично у высокодоходных групп есть право приобретать время по относительно низкой для себя цене. Стороны обмениваются друг с другом своими потребительскими излишками, только у одних он выражен в деньгах, а у других – во времени[596]. При этом мена времени на деньги общего благосостояния культуры не меняет. Спрашивается, зачем тогда вмешиваться, и кто лучше самих людей распорядится своими субъективными излишками? Роль непрофессиональных продавцов на этом рынке могут выполнять родственники, друзья, деловые знакомые, туроператоры, консьержи и проч. Обмен между ними неизбежно связан с трансакционными издержками, и спекулянты нужны для того, чтобы снизить их.

От их деятельности есть еще один эффект – повышение качества выбора. Страдает от этого бизнес, поскольку благодаря спекулянтам потребитель сокращает число неудачных покупок. Хотя, как заметил Вильямс, перекупщики могут принести пользу и производителям[597]. Следя за тем, как перепродаются билеты, клубы получают информацию об их недооценке и могут повысить цены. Вильямс приходит к выводу, что если клубы волнует только билетная выручка, то они будут против законов, мешающих спекуляции.

Коурти рассуждает приблизительно в том же ключе. Если перепродажа запрещена, то потребительский излишек, присваиваемый брокерами, перейдет либо к организаторам, либо останется у потребителей. Благосостояние общества от этого не изменится, так как в целом излишек останется тем же. Если перепродажа разрешена, то часть этого излишка потеряется, так как деятельность спекулянтов связана с затратами. Стало быть, ее следует запретить. С другой стороны, обеспечивая доступность билетов на позднем рынке, брокеры тем самым помогают организаторам продать билеты потребителям, которых им самим не удалось бы привлечь. Спекулянты ищут новых покупателей, которые иначе, возможно, и не пошли бы на мероприятие, и снабжают их билетами в соответствии с индивидуальными предпочтениями. Плюс к тому, скупая заблаговременно места, спекулянты оказывают услугу устро­ителям, подтверждая востребованность события. Коурти не высказывается однозначно «за» или «против», но, с моей точки зрения, его позиция ясна. Спекулянтский бизнес рентабелен, а это значит, что разбазаривание части излишка перекрывается его общим приращением.

3.7.3. О влиянии спекуляции на благосостояние

Выиграет ли общество от организации очередей за билетами и запрета на спекуляцию? На чем основано мнение, что бартерный обмен, замещающий деньги, для общества эффективней? Вероятно, сказываются опасения, что «жучки» выкупят все билеты и взвинтят цены так, что малообеспеченным ничего не достанется, и культура перестанет быть общедоступной (будто сейчас она такова). Увы, это невероятно. «Увы» – потому что будь это так, культуру ждал бы небывалый расцвет. Платежеспособный спрос для нее – это благо. А «невероятно», потому что не так много состоятельных людей и не так много у них досуга, чтобы выкупить все места и заполонить собой все культурное пространство, которое, как галактика, стремительно разрастается во все стороны.

Представим себе, что какая-то сверхжеланная книга поступит в продажу по заоблачным ценам. Значит ли это, что богатые раскупят тираж? Да, вероятно. Значит ли, что бедные не смогут ее приобрести? Нет, потому что следующий тираж будет выпущен специально в расчете на их покупательскую способность. Книги, скажете вы, тиражируются, но как быть со спектаклями? Если богатые «потребят» всех звезд, какова будет участь бедных? Ничего страшного не произойдет, так как возникнут новые звезды. Вернее, им даже возникать не придется – ведь, как учат теоретики (Розен и прочие), они уже есть. Просто обществу недосуг их «распробовать». Но нужда заставит – и согласно потребности будет проделана дополнительная работа по выявлению звезд. (Возможно, они успели стать кумирами малых сообществ, которые уже проделали часть работы.) Иными словами, те, кому в нашем гипотетическом примере не хватило звезд, произведут информационные затраты на селекцию новых кумиров. Вариантов немало: примкнуть к ­какому-либо сообществу, чтобы снизить индивидуальную стоимость качественного потребления, придерживаться принципа «меньше, да лучше»... Да и бизнес, заметив неудовлетворенный спрос, не станет сидеть сложа руки. Проще говоря, малообеспеченные слои потратят время на то, чтобы восстановить культурный статус-кво. Но ведь они и сейчас его тратят, стоя в очередях за билетами! Так что денежно-временной обмен может поддерживаться чисто рыночными, экономическими рычагами. Но это не отменяет проблемы ухудшающего отбора. Если удастся обуздать эту тенденцию, тогда и звезды будут зажигаться в достатке, и с примитивной спекуляцией удастся покончить. Эта задача может быть решена путем кооперации потребителей в оценке качества.

Сложившиеся на сегодня стереотипы подталкивают потребителей к тому, чтобы тратить на эстетические удовольствия больше времени и меньше денег. Тех, кто располагает ресурсами в обратной пропорции, это может отвадить от культуры. Барьеры входа в эту сферу и так высоки, и, наверное, ни к чему их искусственно наращивать. Может быть, для культуры лучше как раз наоборот: больше денег и меньше времени? Или, еще лучше, когда и времени и денег инвестируется достаточно много. Привычными экономическими рычагами символический обмен не отрегулируешь, потому что значимые вещи остаются за пределами денежного измерения. Это все равно что пытаться менять уровень жидкости в сообщающихся сосудах, двигая их туда-сюда по вертикали.