Идеальный враг - Михаил Кликин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Клоп сполз на пол. Он был жалок. Он был до смерти напуган.
Он был полностью уничтожен.
– Ну что, мир? – спросил Павел, протягивая ему руку, испытывая что-то похожее на сочувствие.
Клоп непонимающе смотрел на него, продолжая завывать.
– Я победил, да? – словно к ребенку, обратился к нему Павел. – Ты все мне вернешь. А я оставлю тебя в покое. Дам слово, что больше тебя не трону. Договорились?
– Я все верну, – всхлипнул Клоп, повторяя слова Павла. – Ты победил. Договорились.
– И слава Богу, – Павел выпрямился, оглядел сидящих в столовой людей.
Они были разочарованы, что все обошлось без убийства. Но он были удовлетворены: развязка была честной, правила не были нарушены.
Павел вздохнул устало, покачнулся, чувствуя, как закружилась голова. Кто-то поддержал его, подхватил – Гнутый, Рыжий, Шайтан? – кто-то из своих, неважно, кто именно.
– Я смертельно хочу спать, – пробормотал Павел, видя лишь, как медленно вращается потолок, и колышутся прозрачные стены.
Он добился своего.
Теперь ему все было безразлично.
Он спал, не просыпаясь, двадцать часов.
На поверках, когда выкликали его имя, его друг Гнутый отвечал:
– Спит!
И бригадир Дизель не возмущался таким нарушением лагерной дисциплины…
Он спал, словно мертвый – не двигаясь, не сопя, не храпя. Только дыхание выдавало, что с ним все в порядке, он жив.
Иногда к его нарам подходили заключенные, разглядывали его, смотрели, как он спит. Сам Черный Феликс в компании с толстяком Че стояли возле Павла и не решились его разбудить.
Его сон охраняла верная команда: Рыжий, Гнутый, Шайтан, Грек, Маркс и Щенок. Они еще не были уверены, что все кончилось. Они боялись, что Клоп будет мстить.
Но тот не помышлял о мести.
Едва вернувшись в барак из столовой, он отдал все украденные вещи. Стопку бумаг, перевязанную нитками, он положил Павлу под подушку, медную монетку вручил Гнутому, Шайтану передал похищенные сигары. Только потом он лег спать, но сон его был беспокоен. Кошмары мучили его, и криком своим он будил других заключенных:
«Не убивай!..»
Павел спал ровно двадцать часов. И за это время многое изменилось.
Черный Феликс вовремя получил компенсацию за сломанный баскетбольный щит. Лишившийся протекции, потерявший лицо Клоп оказался должен едва ли не половине лагеря.
И больше никто не смел называть Павла и его товарищей «дохлыми».
Ему снился сон, будто он вернулся домой. Мама и Ната встретили его на пороге. Каким-то образом он знал, что через несколько минут появится Тина. Он представлял ее удивленное лицо, когда она увидит его, и улыбался.
Улыбался во сне…
Но он так и не дождался любимую. Так и не увидел ее.
Его разбудил далекий вой сирены.
Он застонал и очнулся. Открыл глаза.
По стенам прыгали тени, моргал электрический свет. Встревоженно гудели голоса, старшие отрядов криком поднимали людей, гнали их на улицу.
– Проснулся? – наклонился к нему Гнутый. – Вставай! Что-то случилось!
– Сколько я спал? – нахмурился Павел, пытаясь включиться в реальность.
– Долго!
– Сейчас утро? Вечер?
– Еще день.
– А почему сирена?
– Не знаю…
Бригадир Дизель возник рядом с ними, закричал:
– Быстро, быстро! Сколько раз я должен повторять?
– А что случилось, бригадир? – спросил Рыжий, зашнуровывая ботинки.
– Там узнаешь!..
Павел сел на кровати, спустил ноги на пол. Попытался вспомнить, как он очутился в бараке. Не смог. Он помнил лишь столовую. Помнил, как закружился потолок, как уплыл из-под ног пол, как закачались стены, и кто-то поддержал его, подхватил.
– Давай, одевайся, – Гнутый уже был готов идти. Шайтан и Рыжий заканчивали обуваться. Маркс и Грек, оглядываясь на товарищей, торопя их жестами, шагали к выходу вслед за ругающимся бригадиром.
– Это вы меня сюда перетащили? – спросил Павел, пытаясь залезть в штаны.
– Да.
– Никто не мешал?
– Нет.
– Как Клоп?
– По уши в дерьме.
– Как мы?
– Нормально.
– Мои вещи?
– Бумаги под подушкой. И возьми это, – Гнутый разжал кулак. Павел протянул руку. Теплая медная монетка упала ему в ладонь.
– Спасибо, – сказал Павел.
Гнутый кивнул:
– Пожалуйста…
Барак они покинули последними: толкнули тугую дверь, взлетели по металлической лестнице, выбежали на улицу. Увидели, что весь лагерь уже стоит на плацу. Через несколько минут и они заняли свои места в строю. Бригадир покосился на них, погрозил кулаком. Гнутый, извиняясь, пожал плечами.
Сирена умолкла. Несколько мгновений было тихо. А потом громкоговорители, установленные на сторожевых вышках, рявкнули так, что в ушах зазвенело:
– Смирно!
Штрафники подобрались, вскинули головы, скашивая глаза в сторону далеких ворот. Оттуда шли какие-то люди. Охранников можно было опознать по черной форме с ярко-красными нашивками. Фигура начальника лагеря тоже была узнаваема: тучный и неповоротливый, он ходил, широко расставляя ноги, переваливаясь, словно гусь. А вот гражданские редко посещали Черную Зону.
Что им здесь было надо?
– Будут отбирать людей, – негромко сказал сосед справа, словно отвечая на мысленный вопрос Павла.
– Куда отбирать? – спросил Гнутый.
– Мне не докладывали…
Бригадир, услышав шум, обернулся, скорчил зверскую физиономию. Гнутый заискивающе улыбнулся ему, чуть пожал плечами, словно говоря: «а я что? я ничего…»
Гости – или хозяева? – приближались. Впереди шли десять охранников, вооруженных скорострельными пулеметами «Скорпион», имеющими встроенную систему блокировки. Система эта умела опознавать хозяина оружия. Когда оружие оказывалось в руках незнакомого человека, то спусковой механизм автоматически запирался, и, если через несколько минут не был введен код разблокировки, то пулемет попросту взрывался.
Рядом с охранниками вышагивал отдувающийся начальник лагеря. За ним шел его заместитель, маленький очкастый человечек, плешивый и кривоногий, прозываемый среди штрафников Пауком. Поговаривали, что жалкая внешность его обманчива. Вернувшиеся из карцера заключенные рассказывали, что рука у этого очкарика тяжелая, а удар хлесткий. Ходили слухи, что, увлекшись, он не раз забивал заключенных до смерти.