Феодал. Усобица - Александр Логинов

Что-то такое Андрей припоминал, широко известному в узких кругах любителей истории Кузьме Минину долго тыкали в лицо его бизнесом. Учитель истории много чего интересного рассказывал ребятам, но Андрей мало, что запомнил, но это помнил твердо. Да и Иван Андреевич, его купец, кривил рот от торговли мясом — занятия простых людей. Подняться на торговле мясом — очень легко и быстро, но человеком ты все равно не станешь. А уж в боярство таким — дорога заказана. В Европах — то же самое.

Потом Гавриле следовало купить немецкий корабль, или немецкого образца — куг, карвен или шифф в пределах ста сорока — ста шестидесяти стокгольмских марок. Лучше, конечно куг или так называемый ганзейский ког. И нанять добрых шипмана и стурмана[75]. Команду набирать только за плату, никаких моряков на паях.

Главная задача Гаврилы в Стекольне — скупка и вывоз в Новгород осмунда, его еще называют свейским железом. В действительности, это была не железная, а стальная крица, хорошего качества. Еще князь нуждается в меди и олове и, конечно же, селедке. Купцу не возбранялось иметь собственный корабль или участвовать на паях с другими торговцами в вывозе масла в Любек и железа в Данциг. Лучшим вариантом будет товарищество. Гаврила на паях с князем займется сторонней торговлей, оставаясь доверенным лицом государя в вывозе металлов и рыбы.

Авантюра, по самым скромным прикидкам обойдется Андрею в три тысячи новгородских рублей. Да еще тысячу стоит вложить в товарищество. Пятьсот рублей доля князя и еще пятьсот дать в долг Гавриле. Сюда прибавить энную сумму на пожертвование церкви, пускай новгородец сам выкручивается в вопросе веры. Андрею ничего умного на ум не шло.

Свернув плотные листы бумаги в трубочку, князь аккуратно вложил их в футляр. На свея у Андрея имелись планы. Гаврила — вариант официальной торговли, а для контрабанды и пиратства ему нужен иной человек. Выкупить из рабства отца свея, сделать его бондом и поселить не подалеку от контрабандных ярмарок — милое дело. Под официальную торговлю — прятать незаконно приобретенный товар, милое дело. Многие так поступают. И нам не зазорно.

Пока он писал и переписывал письма (в грамотку для Спиридона пришлось дописывать распоряжение насчет выделения пряностей и сукна для Гаврилы), вернулся с рыбалки Лука Фомич, а за ним стали подтягиваться остальные. Андрей и не заметил, как прошел день и быстро стемнело. Думу думали уже сидя у большого костра.

Лука также, как и Андрей, считал, что Иснардо ди Кампофрегозо, будучи главой оффиции Кафы по сбору налогов, сможет помочь государю. Золото любят все, но некоторые по нему с ума сходят. Иснардо относился к последним. На том и порешили, отписать грамотку и дать поминок.

Предложение князя, раз уж людей у него прибавилось с приходом Шателена, отправить домой часть захваченных на кораблях товаров пришлось не всем по душе. Естественно, сопровождать корабли придется татарам, в частности государь решил отослать Кулчука. А где Кулчук, там и Ахмет. Булата князь думал оставить при себе. Вместе с татарами еще с десяток воинов пойдут. Больше нет. На весла посадить рабов, если в Кафе не сыщется нужного количества, то прикупить невольников в Тане.

Боярыню с дочкой порешили отправить домой. Долго спорили, что с ней делать, раз сразу живота не лишили, то однозначно решили оставить в живых. Но оставлять ее на попечении Савки — не дело. Отпустить на все четыре стороны — нельзя, бабий язык без костей, еще ляпнет лишнее… Ладно, отправим в вотчину, потом с ее мужем разберемся. На крайний случай, всегда можно ее сбагрить церковникам — пусть у них голова болит, чай православная боярыня. Сопровождать ее вызвался Семен.

— На чужой каравай рот не разевай, — хмыкнул воевода, знавший причину Сенькиново рвения.

— А эта мысль! — обрадовался Андрей, уже знавший, что парень запал на боярскую дочку. — Ты, Сеня, не тушуйся. Вот вернусь, так сразу сделаю тебя боярином, — пообещал Андрей парню.

— Благодарствую, государь, — Семен поклонился в ноги государю — Только не достоин я.

— А это, брат не тебе решать, — широко улыбнулся Андрей.

С таинственным письмом появилась ясность. Прохвост припомнил, что в день указанный в грамоте собирался отплыть корабль принадлежащий гражданину кафы Мервальдо Спинола. Нава, грузоподъемностью в тысяча двести модиев[76]. Корабль, нагруженный разными товарами общим весом в шестьсот вегет[77]неожиданно задержал свое отплытие. Не слыханное дело, за каждый день отсрочки полагался приличный штраф, но корабль оставался в порту, дожидаясь таинственных пассажиров.

— С чего ты взял, что он ждет пассажиров? — вопрос государя застал Прохвоста врасплох.

— Так это… все говорят, — смутился Рене.

— Говорят, в Москве кур доят, — буркнул Андрей, раздумывая над словами Прохвоста.

— Рене правду сказал, — поддержал приятеля Себастиан. — В порту об этом судачат даже мальчишки.

— Задержать отплытием навы по силам только нескольким людям. Магистрату в этом нет резона, а папский легат как раз отсутствовал в это время, — продолжал развивать логическую цепочку Прохвост. — Я пошнырял среди хамалов, так они сказывали, что на наву загрузили несколько бочек с болтами и стрелами, а также пики и щиты.

— Что еще они сказали? — встрепенулся воевода.

— Говорят, что легат должен отплыть на корабле и для того нанял он четыре дюжины баллистариев.

— Постой, — перебил Прохвоста Андрей. — Арбалетчики эти те, что с ним на татар ходили?

— Нет, — покачал головой Прохвост. — Их ему уступили с других кораблей. Среди них шесть нобилей — из патрицианских семей республики.

— Это уже серьезно, — Себастиан кивнул головой в поддержку приятеля.

— Да видали мы этих нобилей, знаешь где? — Прохор не замедлил уточнить, где именно он видел нобилей, что вызвало улыбки на лицах, собравшихся на совет ближников.

Лишь воевода воспринял слова Прохвоста в серьез.

— Из каких родов нобили? Сколько лет? — воевода, задавая вопросы, выглядел очень озабоченным.

— Одного зовут Марко. Про него говорят, что он бросил в голову патрона галеи яйцо…

— И что? — все сразу заинтересовались.

— Не попал, — с серьезным видом ответил Прохвост и уточнил, — в голову не попал.

— Не томи, — выдохнул Прохор.

— За что приговорен был к трем месяцам тюрьмы.

— Легко отделался, — выдал заключение Кузьма, — У нас бы башку отрубили за бесчестие, если до княжьего суда дело дошло бы.

— Не дошло бы, — помотал головой Булат. — Наглеца на месте бы зарубили.