Древо жизни - Генрих Эрлих

— Так не ходите! — воскликнул Северин, вдруг перейдя на вы.

— Не могу! Так еще хуже может выйти! Он был какой-то невменяемый, я не знаю, что он может сделать, если я не приеду, он все, что угодно, сделать может! А если мы с вами приедем, то, может быть, и разговора никакого не потребуется, он как вас увидит, так сразу и успокоится, мы развернемся и уедем. И все будет кончено.

— Да кто — он-то? — закричал Северин.

— Каменецкий, Борис … Яковлевич, Бяка, — тихо сказала Наташа.

— Так, понятно, выезжаю немедленно, — голос Северина зазвучал по-деловому, пришло время действия, не до раздумий, тем более не до эмоций.

— Сейчас не надо, прошу вас. Я ужасно устала, вы не представляете, как я устала. Я не досижу до вашего приезда, я уже сплю.

— Понимаю. Итак, закройте двери на все замки и на цепочку, никому не открывайте, даже если в доме случится пожар. Если что, звоните мне на мобильный, вы поняли, на мобильный!

— Завтра, в восемь утра, на мобильный…

Наташа отключилась, похоже, во всех смыслах.

Ждать утра Северин не намеревался, он поедет сейчас, мало ли что, береженого Бог бережет. Вряд ли, конечно, Каменецкий в преддверии встречи решится на какие-то импульсивные действия, но с олигарха станется, ошалели они от власти и безнаказанности. Этим словесным флером Северин пытался стыдливо прикрыть свой порыв, давно забытый, юношеский, неподобающий солидному мужу, порыв быть возле своей …, своей кого? Быть верным рыцарем на страже у чертога своей прекрасной дамы, так несколько витиевато, но в целом ловко вывернулся Северин из непростой ситуации. Ему показалось, что ловко.

Насколько серьезной в глазах Северина была угрожавшая Наташе опасность, доказывает хотя бы то, что он первым делом отправился в ванную комнату, — угроза испугать девушку поутру небритой помятой физиономией была много весомей. Он принял душ, побрился, даже подправил виски, предательски седеющие, потом переменил белье, рубашку, натянул джинсы, свитер, короткую кожаную куртку, кроссовки, чай, не на прием поедем. Хорошо, что пистолет лежит в сейфе на работе, не надо мучиться, брать, не брать, все одно не взял бы, к прекрасной даме — и с пистолетом! Была бы шпага, шпагу конечно бы взял. Да время сейчас не то, не романтическое сейчас время, хотя как посмотреть…

* * *

Во двор дома на Ленинградском проспекте Северин заехал наудачу, в предыдущие его визиты узкая дорожка, идущая вдоль подъездов, была плотно заставлена припаркованными автомобилями, но сегодня в веренице иномарок зияли бреши, вероятно, многие обитатели дома поспешили укрыться за городом от шума и суеты великого праздника. Он выбрал место чуть поодаль от нужного подъезда, чтобы не светиться, выключил движок и фары, осмотрелся. Хорошо, что в доме нет черного хода, подумал он, сталинские архитекторы были весьма предусмотрительны, закутки для домработниц выгородили, а черные лестницы, предназначенные для них и прочего подлого люда, похерили, чтобы враги народа, воспользовавшись нерасторопностью пришедших арестовывать их слуг народа, не ускользнули от ответа. А других жильцов в таких домах и не было, только враги народа, настоящие или потенциальные, плюс члены их семейств.

Северин вылез из машины, прошелся по дорожке, посмотрел на темные окна квартиры Биркиных, потом вышел сквозь арку на Ленинградский проспект, задрал голову, убедился, что в гостиной, кабинете и спальной Семена Михайловича света тоже нет, и вернулся обратно. Подумав, решил подняться наверх, посмотреть, как там на лестничной площадке. Набрал код замка (нарочно запомнил, когда они были здесь с Наташей), нешироко приоткрыл дверь, только чтобы протиснуться, бесшумно закрыл ее за собой, осторожно заглянул в холл. В кабинке консьержки мирно посапывала в кресле древняя старуха, одетая в две или три кофты, с деревенским платком на голове. «Охрана, едрена вошь! — зло подумал Северин. — Ей бы еще табельную берданку!»

Он на цыпочках поднялся по ступенькам к лифтам и, миновав их, так же тихо взлетел по лестнице на четвертый этаж, осмотрелся, подошел к дверям биркинской квартиры. Ничего подозрительного. Тем же путем спустился вниз. Проходя мимо консьержки, бросил на нее последний взгляд — спит, паскуда! Нижняя челюсть отвисла, в прорезь неплотно прикрытых век видны пожелтевшие от старости белки глаз, только что не храпит.

— Да вы не беспокойтесь, товарищ майор, — неожиданно раздалось из провала рта старухи, а в амбразуре век мелькнули черные, блестящие бусинки зрачков, — все в порядке с вашей кралей, пришла в… — бусинки упали вниз, к журналу на столе, — в ноль двадцать четыре, одна, никто ее не провожал, поднялась наверх, вам позвонила и спать легла в свою девичью кроватку.

— Откуда вы знаете, что она мне звонила? — спросил несколько ошарашенный Северин.

— Нам по службе положено, — ответила старуха.

— А-а, — протянул Северин, — благодарю за службу, сержант!

— Сержант… — недовольно пробурчала старуха, — я когда сержантом-то была, при Отце Родном! Теперь я старший сержант.

— Извините, старший сержант!

— То-то же! А вам наша благодарность за то, что лифтом не стали пользоваться, скрипит он, мочи нет, дремать мешает и шаги заглушает, на шаги-то я чуткая. Так что за кралей вашей я присмотрю и сменщицам накажу. Если номер телефона оставите, так и позвоню, ежели что.

— Спасибо, не надо.

— Воля ваша, — сказала старуха и широко зевнула, закатив глаза, да так и застыла.

Вдвойне успокоенный, Северин вышел из подъезда, еще раз обошел дозором прилегающую территорию и расположился в автомобиле. Бдеть оставалось недолго, менее шести часов, при некоторой тренировке — плевое дело, а при его работе сетовать на отсутствие тренировок не приходилось, скорее уж на их избыток. Тут главное — не думать, не думать о серьезном, глубоко личном, очень приятном. Так что ночь Северин провел в подсчетах: количества камней в тротуарном бордюре, количества металлических секций в обрамлении цветников, количества окон на каждом этаже, количества этажей в доме. Результат раз за разом сходился, это радовало, это внушало надежду на незыблемость бытия. Бывают случаи, когда приятно думать, что в мире ничегошеньки не происходит. Вот кончится дежурство, тогда пусть и происходит, а сейчас не надо, ни плохого, ни хорошего, чтобы по справедливости.

Вот и северинская вахта подходила к концу. Не случилось ничего, даже ни одна тень подозрительная не мелькнула во дворе, ни одна тень подозрения не мелькнула в голове. Потому и не случилось, что я тут бдел, подумал Северин, кабы не бдел, так непременно бы случилось. Да, ничего не произошло, ничего и не происходило, даже того, что должно было происходить, ни одна собачница не вывела на прогулку своего питомца, ни один похмельный жилец не выбежал за спасительным напитком, никто не устремлялся с рюкзаком и саженцами на фазенду, спеша воспользоваться погожим выходным днем. Дом как вымер.

Да шут с ним, с домом, но ведь и в биркинской квартире ничего не происходило, не зажигался свет, не колыхались задвинутые шторы. Северин нервно посмотрел на часы, 7.55, он дождался назначенного времени, но телефон молчал, он терпеливо выждал еще две бесконечно долгих минуты и сам набрал номер.