Парадокс Севера - Виктория Побединская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Эй, так нечестно.
— Ты же сама сказала, что в этой игре нет правил, — рассмеялся он.
— Ах значит так, ладно.
Перекинув ногу через коробку передач, я перелезла к нему на руки.
— Лобовое стекло там, — кивнул он, указывая за мою спину. — В таком положении тебе будет катастрофически сложно водить.
Он наклонил голову чуть набок, ладонями сжимая мою талию. Сверкая своими серыми глазами.
— Ничего справлюсь, — ответила я. — С чего обычно начинают?
— С занудной теории, — поморщился Северов. — Может, пропустим? — Его взгляд упал на мои голые коленки.
Виктор забрал меня к себе прямиком из академии, так что я не успела переодеться. А правило про юбки все еще оставалось в силе.
Серебристые глаза потемнели. Каждый раз, когда он смотрел так, внутри трепетало, посылая волны жара по всему тему.
— Кажется ты говорил, что на дороге нельзя отвлекаться, — прошептала я. — Это крайне опасно.
— А мы не на дороге вовсе, — ответил он и провел рукой от колена вверх.
— Ты знаешь… — я закусила губу, — ну его это вождение, — и, наклонившись ближе, поцеловала.
Было неудобно. В тесном салоне даже с моим невысоким ростом я почти упиралась макушкой в потолок. Руль давил на спину, но мне было все равно.
— Постой. — Виктор дернул за ручку под креслом, отодвинул его назад и через мгновение я ощутила, как его руки скользнули по моей спине, придвигая ближе.
Никто не мог видеть нас. И здесь, в нашем маленьком-маленьком мире внутри черной-черной машины, мы могли не прятать своих чувств. Виктор как обычно был спокоен, хотя и смотрел на меня со страстью, но сдержанной — как и всегда в любых обстоятельствах. Но я успела его изучить до мельчайших деталей и знала, его выдает дыхание.
Стоило ему завестись, он прикипал к моим губам словно не мог насытиться. Как наркоман, дорвавшийся до дозы. Как утопающий, поймавший последний глоток воздуха, без которого не мог бы выжить. И это сводило с ума.
Я прижималась к его телу, притягивая за воротник, пока мы не разняли губы, переводя дыхание.
— В общежитие? — спросил он хрипло. Я отрицательно покачала головой и пробормотала: — Домой.
— Уверена?
И я кивнула.
Я никогда не оставалась у него на ночь. Это стало нашим негласным уговором. Но сегодня вдруг осознала полностью, что Виктор — единственный, кого я хотела бы видеть рядом.
Я не говорила ему тех самых заветных слов, как и он мне. Но в этот момент поняла, что люблю его. А остальное было неважно. Я осторожно прикоснулась своим лбом к его.
— В конце концов у меня осталось еще одно желание.
— Я слушаю, — тихо ответил Северов, поправив мои волосы и перебрасывая их за спину.
— Хочу, чтобы ты меня поцеловал. Но только дома. Под нашим небом.
— И все? Так просто? — спросил он, поглаживая большими пальцами мою шею и подбородок.
— Нет, — ответила я и придвинулась ближе к его губам, пока между нами не остались лишь миллиметры раскаленного воздуха. Повторяя те же слова, что он сам сказал мне когда-то. — Потому что поцелуй это не просто касание губ. Это мгновение «до». Ожидание. Предвкушение.
— А чем дольше ожидание, тем ярче момент, — договорил он, находясь крайне близко, но все еще не целуя.
И тогда я потянулась к нему сама, выдохнув:
— Ведь счастье приносят самые простые вещи.
Мы не зажигали свет.
Не тревожили тишину ненужными фразами.
Не занавешивали окон, как и решили, оставляя в свидетелях небо.
Лишь закрыли за собой дверь, и на несколько секунд в воздухе зависло тревожное ожидание, а потом Север одними губами произнес:
— Иди ко мне. — Я не смогла бы противиться.
И несмотря на то, что колени упорно подкашивались, сделала два шага, утопая босыми ногами в мягком ковре.
Игры закончились. Вместе с детством. Сегодня.
Потому что сегодня исчезло все, оставляя лишь нас двоих. Другими. Мазками прикосновений рисующими для себя новую историю. Ведь если каждую ошибку, что я совершила в отношении Виктора записать, хватило бы на целый роман. Но он стоил того, чтобы быть написанным. И переписанным начисто, пусть и рваными фразами.
Его губы… Мои пальцы… Пуговицы на черной рубашке и лунный свет, подчёркивающий остроту ключиц.
Я осторожно скользнула взглядом по четким линиями мужского тела. Сильного. Крепкого. Настолько идеального, что, казалось, ему место в музее, а не здесь, со мной. Но он был рядом. Как и в каждую минуту до этого дня, когда мне требовалась его поддержка и помощь. Он был со мной.
Его имя… Мой шепот… Стук сердца, отсчитывающий до безумия нежные касания. Немного робкие, осторожные, но разжигающие на коже тысячи крошечных пожаров, в которых сгорело все. Прошлое и неважное.
Его руки… Моя кожа… Тонкие пальцы, поддевающие край шелковой блузы, тянущие наверх и опускающие ее позади белым облаком. Как символ рождения чего-то нового. Нас, наверное.
Его ладони поверх моих, тихий шепот в приоткрытые губы и глаза, в которых можно утонуть. В которых трепет, восхищение и обожание слились в одно — такое заветное слово «любовь», что кружилось на кончиках губ, но так с них и не сорвалось.
Мой тихий стон… Его рваных вдох… Причудливые тени, запутавшиеся в пустоте бетонных стен. Разбившийся о них краткий вскрик. Смесь из внезапной острой боли и нежности.
Полуприкрытые глаза и разделенное на двоих дыхание, срывающееся с его губ и тут же исчезающее на моих.
Ночь, рассыпающаяся в открытые окна вспышками утра, нежностью переплетенных рук и скомканных простыней.
Таков наш новый мир.
СЕВЕР
На следующее утро я проснулся от того, что Диана пыталась из-под моей руки выбраться. Она уже спустила вниз ноги и тихо, стараясь не дышать, поднялась.
Не сдержав улыбки и не открывая глаз, я схватил ее за запястье и потянул обратно. Диана рассмеялась.
— Сколько время? — приоткрыв один глаз и щурясь от яркого света, спросил я. Даже дом будто почувствовал, что она вернулась. Солнечными лучами и теплом, заполняя комнату.
— Десять почти, — наклонившись и убрав волосы с моего лица, ответила она. — Подумать только, из-за тебя я прогуляла сегодняшние пары. Ты плохо на меня влияешь.
— Просто ужасно, — пробормотал я.
— Я крайне тобой недовольна, Северов.
Улыбнувшись шире, я коснулся губами ее уха.
— А ночью непохоже было. — И провел рукой по голому бедру от колена вверх, чуть сжав. Прикосновение растеклось внутри нарастающей от кончиков пальцев дрожью, схлынув по всему телу, и вылезать из постели теперь еще больше не хотелось.