class="p1">Подмосковная битва 25 июня 1608 года имела влияние и на сторону царя Василия. Если тушинцам она показала необходимость дальнейших усилий и невозможность овладеть Москвой с одного удара, то и царь Василий, а с ним и все вообще москвичи убедились в том, что войска Вора представляют грозную боевую силу, с которой предстоит тяжелая борьба. Страх перед Вором и предчувствие его торжества очень скоро деморализовали подданных царя Василия. Мы видели, что первая «шатость» обнаружилась в войсках Шуйского даже раньше битвы под Москвой, еще на походе Вора к столице. Но тогда на речке Незнани пытались изменить Шуйскому члены заведомо неприязненного ему кружка Романовых. Во главе шатавшейся рати стоял, между прочим, Иван Николаевич Романов; главными виновниками измены были сочтены его шурин князь Иван Федорович Троекуров, женатый на Анне Никитичне Романовой, и зять его брата князь Иван Михайлович Катырев-Ростовский, женатый на Татьяне Федоровне Романовой. К ним пристал один из Трубецких, князь Юрий Никитич. «Шатость» на Незнани была чисто боярской шатостью, к которой Шуйскому достаточно было времени привыкнуть, начиная с первых дней правления. Но совершенно новые явления стали происходить в Москве после Ходынской битвы 25 июня: начался открытый «отъезд» от царя Василия к тушинскому царю. «После того бою, – говорит современник о Ходынском сражении, – учали с Москвы в Тушино отъезжати стольники, и стряпчие, дворяне московские, и жильцы, и городовые дворяне, и дети боярские, и подьячие, и всякие люди». В эту пору отъехали в Тушино люди из близких к Романовым по свойству семей – князья Алексей Юрьев, Сицкий и Дм. М. Черкасский. Отъехал известный впоследствии князь Дм. Т. Трубецкой, к которому скоро присоединился в Тушине и его старший двоюродный брат князь Юрий Никитич, сосланный Шуйским за измену на Незнани в Тотьму и оттуда ушедший к Вору. Отъехали затем люди помельче, вроде Бутурлиных и князей Засекиных, и уже вовсе мелкие людишки, как «первый подьячий» Посольского приказа Петр Третьяков и с ним иные подьячие. Измена отдельных лиц и явный переход их в Тушино не могли не влиять на настроение других, оставшихся в Москве, служилых людей. Когда в конце сентября Сапега разбил московские войска под Рахманцевом и овладел дорогами Дмитровской и Ярославской, в полках Шуйского началась настоящая паника. Дворяне и дети боярские новгородские, псковские и северных заволжских городов сообразили, что они теперь отрезаны Сапегой от своих мест, и заспешили домой. Царь Василий пробовал их «унимать», даже приводил ко кресту, но они не послушались, говоря: «Нащим-де домам от Литвы и от русских воров быть разореным». За русскими бросились из Москвы служилые татаре и прочие инородцы с Волги; они «поехали по домам же». Словом, осенью 1608 года, по заключению современного наблюдателя, «с Москвы дворяне и дети боярские всех городов поехали по домам, и осталися Замосковных городов немноги, из города человека по два и по три; а Заречных и Украинных городов дворяне и дети боярские, которые в воровстве не были, а служили царю Василию и жили на Москве с женами и детьми, и те все с Москвы не поехали и сидели в осаде и царю Василию служили, с поляки и с литвой, и с русскими воры билися, не щадя живота своего, нужу и голод в осаде терпели»[130]. Эти «заречные» дворяне, если бы и захотели уехать из Москвы, не знали бы, куда им ехать, потому что их родные места были заняты и опустошены «ворами». Еще до прихода Вора под московские стены, весной 1608 года, ввиду возобновления смуты на украйнах и появления Лисовского с большими скопищами на Рязани царь Василий предписывал рязанским воеводам убеждать служилых людей, «чтобы они для воровского приходу жен своих и детей присылали б к нам к Москве с людьми своими». Такое распоряжение, не предвидевшее прихода «воров» под Москву, имело целью избавить женщин и детей от ужасов осады, «чтоб в воровской приход женам и детям в осадное время, будучи в осаде, всякого утешенья не учинилось». Очевидно, рязанцы, послушавшись царского слова, отослали в Москву свои семьи, а там как раз и застигло их осадное «утешенье» от Вора. Тогда и сами рязанцы в большом числе были вызваны в московскую осаду, и таким-то путем образовалась та тесная связь между Москвой и «заречным» Рязанским краем, которая может удивить наблюдателя, незнакомого с только что изложенными обстоятельствами. Царь Василий постоянно требует от рязанских воевод присылки хлеба и ратных людей и часто благодарит главного рязанского воеводу Прокопия Ляпунова за его верность и усердие. Со своей стороны рязанские служилые люди действительно «прямят» царю Василию и крепко стоят за Москву. Они борются и с крымскими людьми, набегавшими на южные рязанские окраины, и с местными «ворами», воровавшими на Оке, и с тушинцами, подходившими к Коломне; они увещают касимовских татар обратиться к истинному царю Василию от ложного Вора. Зато они считают себя вправе возвышать свои голоса на Москве и впоследствии играют важную роль в перевороте, низложившем Шуйского[131].
Таким образом, Москва осталась против Тушина без поддержки поморских и замосковных городов, имея опору в одной Рязани и в собственном населении. При первых признаках отпадения своих подданных и уклонения их от защиты Москвы Шуйский уже начал прибегать к экстренным мерам обороны. Он очень чутко и верно понял еще летом 1608 года опасность предстоявшей ему блокады и невозможность ведения борьбы с Вором исключительно средствами столицы. С одной стороны, он старался всякими мерами увещания и понуждения собрать под Москву ратных людей, рассылая «во многие грады с царскими епистолиями на собрание чина воинского» и грозя жестокими наказаниями за «нетство» и за укрывание «нетей». Окраинным воеводам Ф. И. Шереметеву, бывшему под Астраханью, и М. Б. Шеину, бывшему в Смоленске, было велено идти к Москве с «понизовною ратью» и со «смоленскою ратью». Заволжские северные города царь Василий старался возбудить и к самодеятельному сопротивлению врагам; он побуждал их «собраться» в Ярославле и остаивать «свои места». С другой стороны, царь Василий начал строить расчеты на иноземную помощь. В конце июля 1608 года он заключил с польско-литовскими послами перемирие, в числе условий которого было обязательство со стороны Речи Посполитой вывести из Московского государства всех польско-литовских людей, служивших Вору без позволения королевского. На эту услугу со стороны короля Шуйский возлагал большие надежды, несмотря на то что обязательство короля его послами не было распространено на Лисовского как на изгнанника из Речи Посполитой. Вскоре после заключения договора 25 июля 1608 года и выезда из Москвы польских послов бояре московские известили о договоре тушинского гетмана Рожинского и предложили
