Изгоняющий бесов. Трилогия - Андрей Олегович Белянин

там раньше говорил про пальбу во дворе? Типа не в наших интересах? Оказывается, очень даже в наших! Ну вы это, заходите ещё, ждём-с…

Батюшка с Дашей под ручку заявились где-то через полчаса. Якобы люди слышали пулемётную пальбу, а на всю Пиялу единственный склад оружия только у нас.

Мы-то как раз мало-мальски успели привести всё в порядок, я собрал все стреляные гильзы, доберман ворону за баню унёс и в сугроб закопал, а Анчутка даже к починке забора приступил с молотком и пилой, залатав две дыры из трёх. Ну, за полчаса на большее не уложились.

Понятное дело, мне пришлось честно про всё рассказать, да и скрывать что-либо никакого повода не было. Не мы всё это начали, просто вдруг вот так получилось. Как всегда, короче.

— От ни на одну минуту оставить нельзя, — укоризненно покачал бородой святой старец. — Подите уже домой, что ли, никаких от нервов на вас не хватает. А ты-то от, внученька, спрашивала, как от мы тут живём? Весело от живём, с размахом, на всю катушку!

— Вечно всё самое интересное и без меня, — почему-то насупилась седая девушка. — Нет тебе, Даша, чудесных приключений, тут мужской коллектив, сплошные гендерные притеснения.

Кстати, это враньё! На самом деле, если помните, она аж два раза участвовала в наших общих мероприятиях: дралась с фашистами и разбиралась с настырным бизнесменом. Так что не надо упрекать нас в шовинизме, мы не такие, Декарт мне в печень…

Уже дома, пока она переодевалась, батюшка поманил Анчутку с кухни:

— Отвечай от бесовский сын, почему Федьке-то не помог?

— Как же это не помог, ваше святейшество? А кто, миль пардон, пулемёт достал, ленту заправил, на крыльцо вынес, ху из ху?

— Не юли от, фарисей безрогий!

Брюнет покосился на суровые брови отца Пафнутия и честно ответил:

— Против своего начальства открыто выступать не смею. Этот пипифакс бородатый договор с пеклом заключил, не с моим чином против него бодаться. Ибо мементо мори…

Лысина Сократова, вот оно каким кривым боком из-за скошенного угла в тёмный тоннель заползает. Я бы ни за что о таком не подумал, а батюшка у нас человек тёртый, жизнью обкатанный, зрит в корень, поэтому видит куда больше, чем остальные. Интересно, смогу ли я когда-нибудь научиться такой зоркости и сердца и ума?

Хотя если вспомнить историю, то, допустим, в те же Средние века люди были абсолютно и свято уверены, что любой богач заранее продал душу нечистому. Как там писал классик шотландской поэзии о честной бедности? То есть именно бедность может быть честной, а вот богатство честным не бывает никогда. Скажете, он был не прав? Прав. До сих пор прав!

…Остаток дня прошёл без приключений. Дед с внучкой гоняли чаи, подолгу болтая на всяческие темы. Анчутка кашеварил и суетился по хозяйству, стараясь не оставаться с Дарьей наедине, но и не избегая её, что могло бы выглядеть подозрительно или даже обидно.

Я немного потренировался в сенях, боксируя с тенью. Потом оделся и пошёл выгуливать собаку. Гесс сам прекрасно знает территорию двора, куда не надо не сбежит, если ему скучно, то может час гоняться за своим коротким хвостом, то есть каких-то особых усилий в деле его выгула нет. Главное не мешать, пусть набегается хорошенько, лучше спать будет.

Пока он рыл лапами нору в снегу, под поленницей, изображая крота, у меня вдруг слегка прихватило живот. Нет, ничем не отравился, просто бывает иногда, приспичило. Я дошёл до туалетного домика в дальнем углу двора и только присел, как за дверью раздалось тяжёлое дыхание и жалобный вой брошенного добермана.

— Гесс, чего надо?

— Ты меня бросил, не хочешь играть, лапку не берёшь. Ты меня больше не любишь!

— Слушай, я тут несколько, как бы поделикатней выразиться, занят…

— Чем?

— Ты издеваешься, что ли?!

— Открой, открой, открой!

— Гесс, отвали!

— Ты от меня что-то скрываешь, — ещё жалобней заскулил он. — А я от тебя нет! Почему ты всегда запираешься? Это нечестно! Нет тебе лизь, пока не выйдешь.

Ну и не надо, ещё бы я пошёл на поводу у этого прожжённого шантажиста. Чего вообще ему упёрлось от меня в туалете? Настырный доберман, не прекращая похоронного вытья, начал постукивать в дверь лбом. Это, кстати, сколько угодно, отец Пафнутий строил домик из бруса, на века, словно некую третью крепость.

Пёс перешёл с воя на лай и даже два раза поскрёбся когтями. Я не стал дожидаться худшего, постаравшись выйти побыстрее. В конце концов, если этот умник намастрячился палить из пулемёта, то кто знает, не принесёт ли он сюда противотанковую гранату, чтобы вызволить своего хозяина из опасного туалета, который так не хочет меня отпускать. С него станется.

Вот ведь сами судите, насколько скучно и буднично начинался вечер, если даже такое лыко ставится в строку. Единственно интересное, что было, так это рассказ той же седой внучки, когда она нашла в Интернете объяснение, почему доберманов называют «собака дьявола».

Оказывается, в конце Второй мировой войны, когда американцы сражались с японцами на островах, в рядах морской пехоты США уже служили доберманы. Именно они ходили с бойцами в разведку, помогали сапёрам, охраняли раненых, отважно бросались в чужие окопы, наводя на самураев такой лютый ужас, что заслужили это прозвище. Хотя сами пехотинцы называли их semper fidelis — всегда верный!

Считалось, что один пёс спасал жизни как минимум десятка солдат. Им даже бронзовый памятник поставили на острове Гуам, двадцати пяти героическим доберманам, погибшим на горячих полях войны. Это ли не признание человеком заслуг собаки?

Только часов в восемь вечера отец Пафнутий вдруг хлопнул себя по лбу, вспомнив, что вообще-то обещал освятить отделение полиции. Решено было идти прямо сейчас, вдвоём. Гесс остался охранять седую внучку: после того как мы все убедились, что от Анчутки она всё равно не отстанет, решено были не оставлять их наедине.

Нет, обидеть он бы её по-любому не посмел, даже пальцем тронуть или там намекнуть на что-нибудь двусмысленное — православные молитвы и чёрно-оранжевая лента держали его надёжно. Но тут уж сам доберман шёпотом выразил мне желание посидеть дома и проконтролировать. Я предложил батюшке оставить собаку, он не возражал, дал отмашку, и мы, одевшись, вышли на мороз.

— Я ить от им это отделение, поди, уже в третий, если не в четвёртый раз от освящать-то буду, — выдыхая густые клубы пара и хрустя валенками по свежевыпавшему снежку, неспешно рассказывал старец. — Есть в мире нашем такие места, из которых бесов-то нипочём не изведёшь.