Метаморфозы. Новая история философии - Алексей Анатольевич Тарасов

заключается в том, что всё эмпирическое здесь делается нормативным («что есть, то и должно быть»), тогда как всё нормативное рассматривается как эмпирия и в этом смысле ничем не отличается от марксистской, фрейдистской, дарвинистской или даже ницшеанской «критики морали». Но самая эта схема «извращения», подмены понятий как нельзя лучше подходит для понимания смысла понятия «метаморфозы» как раз в философском смысле. В своей работе “A Metamorphosis” (2021) Б. Латур определяет: Метаморфоза – это когда нормальное становится патологией, а патология – нормой.

Всю «анекдотичность» смысла философии Б. Латура, которую большинство сегодня принимает «на полном серьёзе», можно проиллюстрировать следующим примером, который сам Латур, по всей видимости, очень любил, поскольку часто к нему обращался, который сводится к вопросу, должен ли пистолет отвечать за «склонение к преступлению»?[253] Часто говорят, что не оружие убивает людей; это люди убивают людей. Очевидно, что это так. Объекты, вещи сами по себе ничего не делают. Какую ответственность, например, несёт пистолет? Ведь в некоторых случаях, очевидно, окружающие нас вещи влияют на наш выбор. Склоняют к нему, подталкивают. Аргумент об ответственности оружия за насилие с применением огнестрельного оружия может показаться неразрешимым. Но, с точки зрения акторно-сетевой теории Б. Латура, как только мы отделяем «ответственность» от «вины», всё становится намного проще. Латур говорит о «сценариях» («скриптах»), которыми сопровождают нас окружающие объекты. Так, пистолет несёт в себе ряд намерений и сценариев, потому что оружие делает вполне определённые вещи, а не другие. Это прокладывает определённые «пути», которые как бы «транслируют» наши цели и намерения, в результате чего мы начинаем иначе думать о себе и наших возможных действиях, когда имеем при себе оружие, нежели когда у нас его нет. Это не означает, что оружие определяет, что мы будем делать, но оно обеспечивает контекст наших действий, совсем игнорировать который было бы неуместно. С точки зрения Б. Латура, хотя у агента могут быть намерения и цели, у оружия есть свой собственный «сценарий», и когда у агента есть оружие, мы не можем рассматривать ни агента, ни оружие изолированно друг от друга, но должны смотреть на намерения единой сети «агент-оружие». Означает ли это, что у «пистолета» есть «намерение»? Разве это не нонсенс? «Скрипты» пистолета дают нам ряд «ролей для исполнения». Но, как мы уже указали, это оставляет в стороне вопрос о «вине», концентрируясь только на понятии «ответственности». Мы прекрасно знаем, что человек каждый раз принимает решения в ситуациях, которые влияют на его выбор. Однако очевидно, что не каждый, у кого есть оружие, делает выбор в пользу стрельбы. Неправильно как обвинять пистолет наравне с человеком, так и обвинять человека без учёта обстоятельств его выбора.

В связи с этим любой русский человек, хоть немного знакомый с отечественной историей, сразу же вспомнит в этой связи случай с «ссыльным колоколом». Напомним, что в 1591 году угличский набатный колокол своим звоном возвестил горожанам об убийстве царевича Дмитрия, в результате чего начались волнения и самосуд над предполагаемыми убийцами. Колокол же как «подстрекателя к бунту» жестоко наказали: сбросили с колокольни, вырвали язык, отрубили ухо и принародно всыпали ему 12 ударов плетьми, после чего вместе с другими угличанами, также лишившимися языков, ноздрей и ушей, и «сослали» в Тобольский острог – на 300 лет. Как говорится в летописях и преданиях, угличане почти год волокли его в ссылку на себе. Так колокол в 1593 году оказался, наконец, в Тобольске, где местный воевода запер его в приказной избе и распорядился сделать на нём надпись – «первоссыльный неодушевлённый с Углича». Кстати, о «ссыльном колоколе» вспоминали декабристы, видевшие в нём бунтаря. В общем, анекдот, да и только! Но сегодня ещё недавно пугавшие человечество Антиутопии, представляются вожделенным устройством, к ним стремятся как к Утопиям.

Латур «искренне» (!?) радуется, когда находит подтверждение его теория (акторно-сетевая – ANT), согласно которой человек ничем не отличается, а значит и ничем не лучше муравья (игра слов, так как “ant” по-английски как раз «муравей»), а человеческое общество – муравейника. Он прямо-таки испытывает воодушевление, даже трепет, рассуждая о всеобщем карантине, самоизоляции времён пандемии коронавируса – как о свидетельстве того, что мы действительно превращаемся в муравьёв, термитов, насекомых, прямо как «кафкианский» Грегор Замза. Не важно, что это свидетельство такое извращённое и превратное. Главное, что его «мысль» о «пастеризации Франции» в глобальном масштабе совпадает с «коронавизацией» всего мира.

Для большинства Б. Латур наиболее тесно ассоциируется с акторно-сетевой теорией (ANT). Он также хорошо известен, особенно среди представителей гуманитарных наук, как тонкий аналитик современности и, в более узком смысле, как энергичный защитник окружающей среды. Менее широко известны обширные труды Б. Латура по религии. Лекции Латура в Гиффорде в 2013 году «Лицом к лицу с Геей: новое исследование естественной религии». Её основная идея: Мы (Люди) – всего лишь её (Геи) микробиота! Микрофлора… Вот откуда такой интерес к Пастеру и, затем, к коронавирусу!

С точки зрения В. А. Кутырёва, существуют средства, соразмерные человеку, а есть превышающие его. При этом, мощность средств образует огромное поле притяжения целей, задавая их выбор и содержание. И чем мощнее средства, тем мощнее это поле. Технические силы требуют приложения. В этом Б. Латур совершенно прав. Но став пост-человеческими, они приобретают онтологическую самостоятельность и собственную рациональность. Превращаются в «целевую причину». Многочисленные «пост» – постструктурализм, пост-классическая и пост-неклассическая наука, пост-индустриальное общество, пост-история и пост-христианство, пост-модерновая культура, наконец, – всё это приближение и частное проявление пост-человеческих свойств окружающей нас реальности в целом, когда человек становится элементом, «фактором» чего-то им созданного и более сложного. Это мир созданный и создаваемый самим человеком, но приобретающий независимость от своего творца. Actus hominis contra actus humanus…[254]

Такова постановка главной проблемы нашего времени в «прогрессивном марксизме». Ведь это Маркс первым сказал, что человек оказался во власти своих собственных творений, так называемых фетишей. Фетиш – это созданные человеком вещи, то есть совершенно искусственные, но которые человек объясняет на языке природных сил, то есть как абсолютно естественные. Результатом такого переворота или фетишизации как раз и оказывается ситуация при которой человек начинает «производиться» отчуждёнными от него силами и явлениями.

«Социалистический» идеал, как и всё идеальное, нормативное, проиграл капитализму, оказавшись ассимилированным в своей формально-системной ипостаси, тогда как в изначальной сущности и посыле – вытесненным, но постепенно возвращается к нам в форме вопрошания о судьбе самого Человека. Первоначально слепо оптимистический, он постепенно усложнялся и переходил ко всё более фундаментальным, даже онтологическим проблемам. В силу «хитрости разума», он поджидает нас