Конго Реквием - Жан-Кристоф Гранже

– Я отполировал каждую деталь, – продолжал Комб, – специальной шлифовальной шкуркой, которую пропитал маслом, чтобы механизм работал мягче…

Лоик рассеянно слушал. Кстати, слова, которые до него доносились, мало что ему говорили: «шептало», «прокладка ствола», «боевая пружина»…

Наконец Жерар посмотрел ему прямо в глаза, как будто делился тайной Грааля:

– Что нужно, так это обрабатывать каждый виток спирали. А потом смазать, выверить, сделать тысячи выстрелов, опять смазать… И только тогда можно говорить о настоящей мягкости…

Чтобы положить конец любым недомолвкам, Лоик решил приоткрыть всю глубину своего невежества:

– Такое оружие, оно сколько раз стреляет?

Эксперт вытаращил глаза, внезапно осознав, что с самого начала говорил на языке, которым его собеседник не владеет.

– Перейдем к практике, – сухо предложил он.

Они находились в длинном бункере с низким потолком и бетонными некрашеными стенами. Именно то место, какое представлял себе Лоик: несколько десятков метров, мишени в форме человеческих тел, черные на белом, угрожающе целились в них из положения для стрельбы.

Комб больше не стал нагружать голосовые связки. Несколькими движениями он показал ученику, как заряжать магазин, целиться, стрелять, потом, когда магазин опустеет, по правилам безопасности передать ему ствол.

Когда пистолет оказался у него в руке, Лоик наконец-то смог сам получить нужную информацию: логотип на рукоятке с заключенными в круг буквами R BERETTA и надпись на дуле «US 9 mm M9-P BERETTA – 65 490» означали, конечно, девятимиллиметровый парабеллум. Вес подсказал ему, что он имеет дело с оружием не из полимера, а из стали, – машинка весила больше килограмма. А главное, ее дизайн напомнил ему множество боевиков, которые он смотрел подростком. Но на самом деле пистолет был ему знаком по другой причине: именно такой носил отец и оставлял его в кабинете, когда приходил обедать. Бывал и другой вариант: когда он доставал его прямо за столом и грозился пристрелить жену, если та не заткнется. Да, есть что вспомнить…

Лоик отказался от шлема, подавляющего внешний шум, и занял позицию – стойка «изготовка». Насколько он понял, Комб когда-то служил в RAID – опербригаде. Его словник не имел ничего общего со спортом: так и мелькали «враждебный контакт», «введение в бой», «танковая башня». Отлично: именно то, что ему нужно.

Направить ствол под углом в сорок пять градусов к земле. Встать на линию возможного огня. Снять с предохранителя и вытянуть указательный палец вдоль спусковой скобы. По сигналу Жерара он взвел курок и встал лицом к мишеням. Стойка Вивера. Лучшая для НТБС (новые техники боевой стрельбы). Оружие держится двумя руками. В три четверти оборота к цели. Сильная рука напряжена, слабая служит опорой.

Оружейник продолжал давать советы, но Лоик уже нажал на спусковой крючок. Он не последовал ни одному указанию Комба. Не задержал дыхания. Не принял жесткую стойку. Напротив: он мягко принимал на себя отдачу, потом расслаблял руки, прежде чем снова выстрелить. Каждая детонация словно раскалывала реальность, оставляя в ней черную дымящуюся дыру. Ему это дико нравилось. Этот разрыв – он как наркотик. Отстреляться раз и навсегда, а потом исчезнуть через служебный выход…

Лоик был куда крепче, чем казался. Десять лет парусного спорта выковали тело атлета. Его героиновые подвиги могли бы превратить его в скелет или толстяка, но сохранили мышечный каркас в прекрасном состоянии.

Оружие трепетало в его пальцах, и он больше не знал, в кого целился на самом деле. В несправедливость, убившую отца? Точно нет. В пронзительное страдание ломки? Тоже нет. В грязное насилие, через которое он прошел почти на глазах у детей? Даже не это. Он стрелял в свое положение младшего брата, вечно на вторых ролях, пригодного только для обыденной работы и третьесортных поручений. Он стрелял в своего старшего, который позвонил вчера вечером, чтобы препоручить ему связаться с нотариусом и организовать похороны на Бреа. Одно дерьмо.

Более, чем когда-либо, Лоик не мог выносить свою семью. Эрван, уже считавший себя главой клана. Мать, всю жизнь сносившая побои мужа, которая уже примеряла роль безутешной вдовы. И только для младшей сестренки Лоик готов был сделать исключение – такая красивая, такая неуравновешенная, такая злобная и в то же время единственная, кто сидел у его изголовья, когда он выблевывал свою ломку и вопил от голода по кокаину.

Щелчок пустого магазина остановил его буйство. Он, пригнувшись, сменил стойку: более собранный и сжатый, Лоик наклонился вперед, вытянув правую руку как ломик и держа левую на отшибе. Улыбка. Такое ощущение, что он занимался этим всю жизнь.

Повисла тишина, в которой еще отдавались выстрелы. Запах жженого пороха витал как смутная угроза. Руки еще чувствовали содрогание оружия. Ему было жарко, он был опустошен, как магазин пистолета, ему было хорошо. Потребовалось несколько секунд, пока он заметил, что Жерар стоит, разинув рот, и еще несколько, чтобы понять причину его изумления. Он положил все пули – минимум пятнадцать – в центр мишени. Грудь картонного силуэта представляла собой одну обугленную дыру.

– Еще один, – приказал новичок.

Комб осторожно взял оружие, выщелкнул магазин и вставил новый. Лоик наблюдал за ним: роль мэтра слетела с него как шелуха; бывший боец, конечно же, спрашивал себя, не решил ли этот хиляк над ним посмеяться – один из Морванов, натренированный отцом. Но Старик никогда даже не заговаривал о пушках со своим вторым сыном и никоим образом не подбивал его взять в руки пистолет – хоть он и был одним из лучших стрелков своего поколения, Падре терпеть не мог огнестрельного оружия. Просто по иронии судьбы Лоик унаследовал – в кои-то веки – таланты клана.

Комб с недоверчивым видом протянул ему «беретту». Лоик схватил ее левой рукой и улыбнулся. Теперь его черед преподать урок. С сухим щелчком он загнал обойму правой рукой и стал стрелять еще быстрее, не останавливаясь, нажав на гашетку шестнадцать раз в направлении новой мишени. Он не думал и даже не целился. Только прислушивался к своему телу, которое слилось с оружием. Рука горела. В ушах стоял гул. Его тело вилось вокруг разрушительного огня. Громовые ощущения, слишком мощные, чтобы их могла вместить хрупкая человеческая оболочка.

Он, бывший алкоголик, наркоман, хиппи, буддист, был создан для этого. Гены Морванов пенились в нем, выявляя его истинную сущность.

Обойма выщелкнута. Сердце мишени в ошметках. Жерар в ярости вырвал «беретту» у него из рук:

– Мне не больно-то нравится, когда надо мной шутки шутят.

– Я над вами не смеюсь.

Внимательно осмотрев оружие, наставник убрал его в черный полипропиленовый футляр и поднял голову:

– Да ну? И ты никогда не стрелял, верно?

– Никогда.

– И всякий раз попадаешь в яблочко? Что с правой руки, что с левой?

– Я одинаково владею обеими руками.