Исключительные - Мег Вулицер

– Мне ужасно стыдно, – ответил Итан, и в какой-то мере это было правдой.

Он соврал жене, выдумал какую-то чудовищную ложь, и когда наступило двадцать третье, он, вместо того чтобы ехать в Лос-Анджелес, провел две ночи в отеле в Нью-Йорке, в роскошном, но крошечном номере, где плохо работал душ, а раковина из нержавеющей стали походила на вок. Когда прошел первый день, Эш позвонила ему на мобильный. Результатов пока не было. И после второго дня, когда Мо диагностировали «первазивное нарушение развития», то есть «спектр», она тоже позвонила. Сидя в машине, она говорила с Итаном и рыдала, а он спокойно уверял, что любит ее. Она не спросила, будет ли он любить Мо после этого, такой вопрос просто не мог прийти ей в голову. Поговорив с Эш, он попросил передать трубку Жюль, и ровным тоном спросил, не сможет ли она остаться на ночь у Эш и успокоить ее. Положив трубку, Итан заказал в номер стейк, выпил полбутылки вина, посмотрел порнофильм о девушках из команды поддержки, жалко подрочил под него и завалился спать, широко раскрыв рот и похрапывая.

Он решил купить Мо вертушку на палочке и прошел с ней по голландской части Джакарты. При вращении она слегка щелкала, и ему нравился этот звук. Итан зашел в китайский ресторан в очень старом здании и поел из голубой миски толстой лапши, которую громко всасывал в себя. Если бы жена была здесь, она бы ужаснулась, но ее здесь не было. Он читал книгу, которую прихватил с собой на каникулы, «Жестяной барабан» Гюнтера Грасса, любимую книгу Гудмена в юности. Это издание – оно принадлежало Гудмену, и на форзаце красовалось его имя, написанное наклонным почерком старшеклассника, – стояло на книжной полке у Итана и Эш все эти годы, и ему никогда не приходило в голову прочитать его. У Итана вообще почти не было времени читать книги. Может быть, у него изменился мозг, как и у всех. Недавно Итан поймал себя на том, что статья в интернете о хеджевых фондах захватила его не хуже настоящей литературы. Читая, он думал о деньгах и прикидывал, не стоит ли инвестировать их по примеру описанного в статье человека. Осознав это, Итан ужаснулся. Его зачаровал мерцающий экран и обещание денег. Это случалось с другими людьми, и вот случилось с ним.

Поэтому, увидев роман Гюнтера Грасса на полке, он ощутил непреодолимое и грустное желание прочитать эту книгу и прикоснуться таким образом к брату Эш, своему старому пропавшему другу. Прошлое исчезло, забрав с собой Гудмена и ощущение легкости. Итан хотел вернуть прошлое. Вернуть веселого дурашливого Гудмена и все их проказы, и разговоры по вечерам в вигваме, дискуссии о том, что они сделали бы с Никсоном и как бы им это понравилось, беседы о смерти, о страхе смерти и о возможности загробной жизни. Итану захотелось всего этого, но вместо этого у него был только принадлежавший Гудмену «Жестяной барабан», и он обращался с книгой очень бережно, стараясь не пролить на нее бульон в джакартской лапшичной. Он сидел с лапшой и книгой и жалел себя, пока вдруг не представил себе, как выглядит со стороны. Люди на фабрике утром наверняка приняли его за очередного богатого дурака из Америки, которому захотелось снова убедить себя, что мир прекрасен. Все хорошо, богатый дурак из Америки, почти что сказал ему мистер Вахид, проведя ознакомительную экскурсию и указав Итану на дверь. Радовались ли они, когда он ушел? Может быть, рабочие принялись играть в футбол подушкой с изображением Уолли Фигмена?

Итан вдруг вскочил, ударившись голенью о ножку стола. Быстро расплатился, оставив, кажется, лишнего, и выбежал на улицу. Там он неуклюже замахал руками, подзывая баджадж, оранжевое такси на трех колесах, развозящее людей по всему городу. Баджадж протрясся по улице, и на повороте Итану показалось, что задние два колеса сейчас оторвутся, и он врежется в стену. «Итан Фигмен, тридцати шести лет от роду, создатель «Фигляндии», погиб в дорожно-транспортном происшествии в Джакарте».

Вернувшись на фабрику «Лина», он с облегчением убедился, что пропуск все еще при нем. Охранник пропустил его. Итан встал посреди двора, не понимая, кого искать и что говорить. Может быть, он должен опять найти мистера Вахида и настойчиво заявить, что ему далеко не все показали на этой фабрике? Но ему показалось, что мистер Вахид ничем ему не поможет. Никто ни уступил Итану даже в малости, никто ни в чем не признался, и начинать они не собирались. Итан распахнул тяжелую металлическую дверь и прошел в тот же цех. Поначалу он услышал тот же стук машин и почувствовал прежнюю жару, но тут же понял, что цех все-таки немного изменился. Здесь стало еще жарче, а людей было больше. Теперь работали все станки. За спиной у скорчившегося над машиной парня сидел другой, поменьше, и Итан подошел посмотреть ему в лицо, на котором возраст и тяжелая жизнь еще не оставили своих следов. Это был подросток – тринадцать, четырнадцать, пятнадцать лет? – и утром его здесь точно не было. Работал он сноровисто, руки так и сновали над машиной. Сидевший рядом человека посмотрел на Итана, не скрывая ужаса.

Попались, подумал Итан. Не девочка ли там сидит? Нет, наоборот, старуха, просто очень хрупкая. А вот там в углу точно девочка-подросток. Когда Итана водили по фабрике, несовершеннолетних здесь не было, им всем велели прийти сегодня попозже или прятаться в тесных, непригодных для жизни комнатках, пока их не позовут. Все продумали и организовали спокойно и дерзко, потому что знали: Итан Фигмен – не трудовой инспектор, а просто сердобольный американский аниматор-либерал, который умеет рисовать забавные мордашки, ничего ни о чем не знает и озабочен исключительно прибылью. Сколько в этом цеху детей? Итан даже представить себе этого не мог. Черные глаза на темных лицах были устремлены на квадратики сверкающей ткани под без устали скачущими вверх-вниз иглами.

Итан Фигмен вспомнил лицо собственной дочери и представил, как она обрадуется шарику, который он ей купил. Он вспомнил и Мо, попытавшись вообразить, как мальчик радостно засмеется, получив вертушку, но у него ничего не вышло. Итан в очередной раз понял, что не в состоянии открыть свое сердце сыну. Он чувствовал себя извращенцем. Как будто он, ну… на собак дрочит. Итан знал, что его отчуждение не связано с потребностью в успехах Мо, такой же, какую ощущали в отношении Эш ее родители. У Итана и Эш было двое детей, мальчик и девочка, прямо как у Вулфов. Расхлябанность Гудмена казалась Гилу Вулфу невыносимой, и точно так же проблемы Мо заставляли Итана бояться, что сын продемонстрирует всему миру его, Итана, прогнившую натуру. Итан воображал, что его жизнь идеальна, не считая больного сына. Но на самом деле проблема была в нем самом.

Он будет вести себя так, будто его сердце разрывается от любви, он избавится от отчуждения и пустоты. Стоя здесь, в духоте и шуме, Итан Фигмен чувствовал, что пробуждается от долгого сна, в котором тебе подобным наплевать на бесчеловечное обращение одних людей с другими, если оно происходит на другом континенте.

* * *

До почтового ящика Хэндлеров-Бойдов открытка добралась в неважном состоянии. Она разорвалась почти надвое, и ее склеили скотчем. Путешествие с Бали до Нью-Йорка нелегко далось кусочку твердой бумаги с изображением балийского бога любви. А вот сам Итан, навестивший Жюль, чувствовал себя отлично. Он позвонил и без обиняков спросил, может ли зайти.