Герои - Джо Аберкромби

Зоб глянул в сторону солдат Союза, что в свете факелов скопились на южной оконечности моста.

– То же самое я бы сказал и о тебе.

– Уж такие времена. Чем могу, Зобатый?

– Я тут привел немного пленных. Черный Доу хочет их вернуть.

Черствый всем своим видом выражал сомнение.

– С каких это пор Доу начал отдавать что-то обратно?

– Да вот, начинает помаленьку.

– Что, никогда не поздно меняться?

Черствый что-то сказал через плечо на языке Союза.

– Выходит, нет, – пробормотал Зоб, отнюдь, впрочем, не уверенный, что перемена эта в Доу так уж глубока.

С южной стороны на мост устало вышел человек в мундире Союза – видно, что в большом чине, но молодой, пригожий. Он кивнул Зобу, Зоб – ему. Человек обменялся несколькими словами с Черствым, взглянул на колонну раненых, начавшую движение по мосту. И тут челюсть его отвисла.

Сзади раздались быстрые шаги; обернувшись, Зоб заметил неразборчивое движение.

– Какого…

Он по привычке потянулся к мечу – тьфу ты, он же его отдал, – мимо него промелькнула та самая девица, и прямо к молодому человеку в объятия. Тот порывисто ее схватил и они, прильнув друг к другу, слились в поцелуе. Зоб стоял и недоуменно глазел, нелепо вздернув руку, где у него обычно зажата рукоять меча.

– Во как. Неожиданно, – признался он.

Черствый и сам, похоже, опешил.

– Может, там у них в Союзе все мужчины с женщинами вот так милуются, с ходу.

– Да-а. Мне туда, наверно, самому не мешало бы перебраться.

Зоб оперся о побитый парапет моста рядом с Черствым и смотрел, как эти двое обнимаются – глаза закрыты, сами покачиваются в свете факела как какие-нибудь танцоры под медленную, им одним слышную музыку. Он шепчет ей на ухо какие-то слова – утешения, облегчения или любви. Слов Зоб, понятно, не разбирал, и не только из-за незнания языка. Огибая пару, мимо брели раненые, на изнуренных лицах – огонек надежды. Как-никак, возвращаются к своим. Пусть и досталось в бою, но все-таки живы. Ночь обещала быть холодной, но Зоб, надо признать, ощущал внутри тепло. Может, не такое порывистое и неистовое, как от победы, но зато ровнее, и, похоже, греет дольше.

– Хорошо-то как, – сказал он, глядя, как офицер и девушка двинулись в обнимку по мосту к южному берегу. – Осчастливить хоть нескольких, среди всего этого. Хорошо, черт возьми.

– Верно сказано.

– Прямо-таки иной раз задумываешься, и зачем люди выбирают наш род занятий.

Черствый глубоко вздохнул.

– Наверно потому, что трусят заниматься чем-то еще.

– Может, ты и прав.

Влюбленная пара растворилась в темноте, протащились мимо последние несколько раненых. Зоб оттолкнулся от парапета, стряхнул с ладоней сырость.

– Ну что, пора. Пойдем опять своим делом заниматься?

– Пойдем.

– Рад был свидеться, Черствый.

– Да и я.

Старый воин повернулся и последовал за остальными обратно к южной окраине городка.

– Ты уж смотри, чтоб тебя не убили, ладно? – бросил он через плечо.

– Как-нибудь постараюсь.

Хлад дожидался на северной оконечности моста. Он протянул Зобу его меч. Одного лишь глаза, поблескивающего над кривой улыбкой, оказалось достаточно, чтобы все теплые чувства метнулись прочь, как кролик от гончей.

– А ты повязку никогда носить не думал? – полюбопытствовал Зоб, принимая меч и вешая его на пояс.

– Одно время пробовал, правда недолго, – Хлад указал на щербины шрама вокруг глаза. – Чесалось хуже мудей. Я и подумал, а зачем мне ее носить – только для того, чтобы щадить чувства других мудочесов? Если я могу жить, таская повсеместно эту харю, то они могут жить, на нее глядя. А если нет, то язви их в душу.

– И правильно.

Какое-то время они шли в сумраке молча.

– Извини, что я занял то место.

Хлад ничего не сказал.

– Возглавил карлов Доу. Ведь это, как никому другому, подходило бы тебе.

Хлад пожал плечами.

– Я не жадный. Жадных я видел, и это чертовски прямой путь обратно в грязь. Мне надо лишь то, что я имею. Не больше и не меньше. Ну и немного уважения.

– Запросы скромные. Хотя я и сам буду состоять при Доу лишь пока длится битва, а там снова отойду. Доу тогда, смею надеяться, вторым захочет назначить тебя.

– Может быть.

Хлад целым глазом покосился на Зоба.

– Ты приличный человек, ведь так, Зобатый? Все так говорят. Прямой как резак. Как тебе это удается, без кривизны?

Сам Зоб насчет своей прямоты был не такого высокого мнения.

– Да вот, просто стараюсь поступать по-правильному. Только и всего.

– Но зачем? Я вот тоже пытался. Но как-то не привилось. Не видел в этом для себя выгоды.

– И в этом твоя беда. Все доброе, что я совершил за все годы – а мертвым ведомо, что сделал я его не так уж много, – я совершил лишь ради добра как такового. Просто потому, что так хотел.

– Но ведь это, выходит, уже и не жертва, если ты сам, по своей воле хочешь это творить? Как, творя то, чего ты сам желаешь, сделаться, раздолби его, героем? Ведь так и я, и все могут. И делают.

Зоб лишь пожал плечами.

– Ответов у меня нет. Хорошо, если б были.

Хлад задумчиво крутил на мизинце перстень, поигрывая блеском красного камня.

– Получается, так все живут изо дня в день.

– Такие времена.

– Ты думаешь, другие времена будут отличаться?

– Остается лишь надеяться.

– Зобатый!

Звук собственного имени ударил так хлестко, что Зоб крутнулся волчком, щурясь в темноту: кого это он, интересно, успел с недавних пор еще обидеть? По логике, хоть кого. Едва он сказал Черному Доу о своем согласии, как враги стали сыпаться на него как из помойного ведра. Рука привычно схватилась за меч, благо на сей раз он висел на поясе. И тут Зоб разулыбался.

– Фладд! Да что ты будешь делать: что ни шаг, натыкаюсь, черт бы их побрал, на знакомцев!

– Вот что значит быть старым байбаком.

Фладд вышел навстречу, и все было при нем: и улыбка та же, и даже прихрамывание.

– Байбак байбака видит издалека. Ты же знаком с Хладом?

– По отзывам.

Хлад обнажил зубы:

– Краса неписаная, разве нет?.

– Как тут денек прошел у Ричи? – поинтересовался Зоб.

– Кровушки пролилось изрядно, – ответил Фладд. – Я вот был вождем у нескольких ребят, молодых совсем. Даже слишком. Все, кроме одного, ушли обратно в грязь.