Самозванец - Теодор Мундт

Они снова слились в жарком лобзании, снова разгоревшаяся кровь унесла их далеко за грани обыденного. Но только на момент… Что-то еле ощутимое, но грустное легло между ними.

Вскоре Луиза сказала, что им пора расстаться. Взяв с Иосифа слово, что он не уедет в армию, не повидавшись с нею, она хотела уйти, но император остановил ее, сказав, что сначала пойдет посмотрит, не бродит ли какой-нибудь нескромный свидетель по парку, причем добавил, что если он в течение пяти минут не вернется, значит, путь свободен.

Луиза осталась одна.

– Нет! – решительно сказала она после недолгого раздумья. – Я все-таки сделаю все, что могу, чтобы не дать разразиться этой войне. Ее величество не хочет войны, я знаю это. Ее тоже мучают сомнения, что Австрия идет на неправое дело. Наверное, она завтра же заговорит со мной об этом. Надо будет постараться придумать что-либо…

И она снова погрузилась в глубокую задумчивость.

V. Рекогносцировка

Весна уже кончилась, и лето – жгучее, пышное – готовилось вступить в свои права. Весь день было душно до головокружения, к вечеру пронеслась бурная, но краткая юза, и воздух немного посвежел. Только тучи по-прежнему низко нависали над землей, погружая окрестности в глубокую тьму.

Было так темно, что часовой, охранявший проезд через ручеек у Семоница, чувствовал себя очень встревоженным. Он служил еще недавно, это был его первый поход, и его нервы еще не успели привыкнуть настолько, чтобы каменеть в твердом сознании готовности исполнить свой долг в пределах человеческих сил. А вдруг к нему подберется неприятель, незаметно подползет, «снимет», не дав крикнуть или поднять тревогу? Конечно, неприятелю, собственно говоря, взяться неоткуда, ну, а вдруг все-таки?

Он тоскливо всматривался в густую тьму, время от времени для собственного ободрения обращая взор к цепи холмов, бежавшей на север и восток, по которой виднелись огоньки лагерей. Ведь так близко, да и в нескольких шагах справа и слева тоже расставлены часовые!

Внезапно часовой на мосту вздрогнул и еще упорнее впился взглядом в темноту. Там, из-за дальнего леска, видневшегося какой-то смутной массой, послышалось лошадиное ржание. Он прислушался, его обостренный нервным возбуждением слух уловил топот нескольких десятков копыт. Часовой судорожно стиснул ружье и продолжал всматриваться.

Вот в ночной тьме вырисовались черные силуэты всадников. Впереди ехали двое, один – в блестящем с золотым шитьем мундире, другой – в чем-то сером, за ними следовало несколько всадников. Вот они все ближе, ближе… Всадник в сером собирался въехать на мост.

– Стой! Кто идет? – окликнул его часовой.

– Император.

– Император?

Назвавший себя императором дал поводья коню и хотел проехать мимо.

Однако часовой преградил штыком дорогу и настойчиво повторил:

– Пароль!

– Я тебе говорю, что я – император! – нетерпеливо ответил тот. – Сейчас же пропустить!

– В третий и последний раз требую: пароль? – твердо сказал часовой.

– Мария-Терезия.

Часовой принял штык и вытянулся во фронт.

– Почему ты не послушался меня с первого раза? – спросил император.

– Ваше величество, как солдат, я слушаюсь только данных мне инструкций.

– Что бы ты сделал, если бы я не назвал пароль?

– Согласно инструкции я выстрелил бы в воздух, чтобы поднять тревогу и созвать рассыпанных цепью солдат вверенного мне сторожевого поста. При попытке вашего величества проехать через мост или повернуть обратно я выстрелил бы в ваше величество.

– Как? Ты стал бы стрелять в своего государя?

– Ваше величество, я рассуждаю так: наш государь – державный вождь армии, а потому он лучше меня знает обязанности часового; если подъехавший – действительно император, то он не потребует от солдата нарушения долга; если же это не император, значит, в него следует стрелять, потому что это – злоумышленник.

– Как тебя зовут?

– Питер Креуц, ваше величество! Капрал байрейтского полка, первого батальона, второй роты, третьего взвода.

– Ты грамотен?

– Да, ваше величество. Прежде я был канцеляристом.

– Сколько времени ты служишь?

– Около полугода, ваше императорское величество.

– Откуда родом?

– Из Роттердама.

– Как ты попал в солдаты?

– Меня покинула любимая женщина, я не мог примириться с этим и завербовался в полк. Я надеялся, что суровая военная служба притупит боль воспоминаний…

– Но это не сбылось! – тихо сказал Иосиф, внутренне вздыхая.

Он опустил поводья и на мгновение задумался. Как понимал он этого солдата! Правда, он сам не лишился совсем любимой женщины, а только временно расстался с ней. Но как давно они не виделись! Прошло больше месяца с тех пор, как он простился с Луизой. Какой очаровательный вечер провели они все в том же милом Китайском домике! Как она была нежна, какой скорбью дышало ее лицо в минуту расставания! А как разрывалось у него сердце в тот момент, когда он в последний раз перед разлукой прижал ее к груди!

Да, он тоже надеялся, что суровый режим военного времени заставит его перестать думать с болезненной остротой о Луизе, но… увы!..

Иосиф энергично встряхнул головой и, резко двинув лошадь вперед, понесся вскачь, крикнув:

– Всего хорошего, подпоручик Креуц!

Через несколько минут император со свитой въехал в лагерь, приветствуемый радостными возгласами солдат. В ночной тиши задребезжала веселая барабанная дробь, солдаты выхватили из костров горящие поленья и образовали огненные шпалеры, между которыми Иосиф проследовал к палатке главного штаба. Навстречу ему поспешил генерал Вурмзер во главе штабных офицеров. Высокий гость в сопровождении маршала Ласси – это и был всадник в блестящем мундире, ехавший рядом с императором, – проследовал в палатку.

– Прежде всего, милый Вурмзер, – сказал Иосиф, – позаботьтесь, чтобы во время моих объездов лагеря мне не устраивали торжественных встреч. Я хочу, чтобы меня встречали как самого обыкновенного обер-офицера.

Вурмзер поспешно вышел из палатки и приказал своему адъютанту объявить по армии о желании императора.

– Ну-с, – сказал император, когда Вурмзер вернулся, – что новенького можете вы сообщить мне, генерал?

– Ничего особенного, ваше величество.

– Каково настроение войск?

– Войска так и рвутся в бой. Слышится даже ропот, почему мы не бросимся на врага и не уничтожим его. Ведь прусской армии туго приходится: чуть не каждый день к нам являются перебежчики, которые сообщают, что пруссаки страдают от недостатка провианта и фуража, и с минуты на минуту ожидают приказа об отступлении.

– Это все, что вы можете донести мне, генерал?