Как ни крути - помрешь - Ким Харрисон

Обернувшись, я оставила руку за спиной между собой и окном.

– Я не доверяю твоему другу.

– Я ему никогда не доверял. Чтобы дольше прожить. –Напряженные желваки на скулах Трента исчезли, жесткость зеленых глаз чутьослабела. – Мы с Ли в детстве каждое лето проводили вместе. Четыре недели водном из лагерей моего отца, четыре недели на вилле его семьи на искусственномострове у побережья Калифорнии. Предполагалось, что так между нашими семьямивозникнет приязнь. Кстати, это он поставил сторожа у меня на большое окно. –Трент мотнул головой. – Ему было двенадцать. Очень серьезное достижение длятакого возраста. Да и вообще. У нас была вечеринка, мама упала в горячую ванну– настолько перебрала. Мне придется теперь заменить его стеклом, раз у нас…трудности.

Он улыбнулся этим горько-сладким воспоминаниям, но я уже неслушала. Сторожа поставил Ли? Щит принял цвета моей ауры, как тот диск вигральном зале. Наши ауры резонируют на одной и той же частоте. Прищурив глаза,я подумала еще и об общем нашем отвращении к красному вину.

– У него была та же болезнь крови? – спросила я.

Совпадением это быть не могло, раз тут замешан Трент.

Трент вскинул голову:

– Да, – осторожно сказал он. – Вот почему я этого непонимаю. Мой отец спас ему жизнь, а сейчас он собачится ради жалких несколькихмиллионов в год?

Жалких нескольких миллионов в год. Карманные деньги длябогатых мерзавцев.

Я глянула на стол Ли, решила, что ничего не узнаю, порывшисьв ящиках.

– А ты, э-э, следишь за крепостью «бримстона», которыйпроизводишь?

Лицо Трента стало настороженным, потом, будто приняврешение, он пригладил ладонью волосы.

– И очень тщательно, миз Морган. Я не то чудовище,каким вы меня себе рисуете. Мой бизнес – не убийство людей, а спрос ипредложение. Если бы я не стал его производить, стал бы кто-нибудь другой, иэтот продукт не был бы безопасным. Умерли бы тысячи. – Он глянул на дверь,принял более официальную позу. – Атак я гарантирую безопасность.

Я подумала об Эрике. Мысль о том, что она может погибнуть –как неполноценная особь, – была невыносима. Но что незаконно, то незаконно.

Заправляя прядь за ухо, я наткнулась рукой на его тяжелыесерьги.

– Мне все равно, какими цветами ты рисуешь своикрасивые картинки, но ты все равно убийца. Фарис умер не от укуса пчелы. Оннахмурил брови.

– Фарис хотел передать свои записи прессе.

– Фарис был перепуганный отец, который любил свою дочь.– Я встала, упираясь рукой в бедро, глядя, как он неловко ежится. Это былопочти незаметно: напряжение в челюстных мышцах, переплетение ухоженных пальцев,отсутствие эмоций на лице. – А почему тогда не убить меня? – спросила я. – Покая не сделала того же?

У меня сердце колотилось, будто я стояла на краю обрыва.Трент сломал эту свою маску деловитого, шикарно одетого наркобарона совершенноискренней улыбкой.

– А потому что вы к журналистам не пойдете, – сказал онпросто. – Вас уничтожат вместе со мной, а вам ваша жизнь важнее истины.

Я почувствовала, как у меня щеки горят.

– Заткнись.

– В этом ничего плохого нет, миз Морган.

– Заткнись!

– И я знал, что когда-нибудь вы будете со мнойработать.

– Не буду.

– Вы уже работаете.

Чувствуя, как сводит судорогой живот, я отвернулась, глядяна замерзшую реку и не видя ее. У меня на лбу залегла морщина. Было так тихо,что я слышала удары собственного сердца – откуда такая тишина?

Я обернулась, схватив себя за локти. Трент, поправлявшийстрелку на брюках, поднял глаза и с любопытством посмотрел, как я испугалась –я знала, что испуг был написан у меня на лице.

– Что случилось? – осторожно спросил он.

Чувствуя какую-то нереальность и отстраненность, я шагнула кдвери:

– Слушай.

– Я ничего не слышу.

Протянув руку, я подергала ручку двери.

– В том-то и дело, – сказала я. – Корабль пуст. Секундатишины. Потом Трент встал, зашуршав костюмом.

Он был скорее озабочен, чем встревожен, поддергивая рукава иподходя ко мне. Отодвинув меня, он попробовал ручку.

– Ты думаешь, у меня не получилось, так у тебяполучится? – спросила я, хватая его за локоть и отодвигая от двери.

Балансируя на одной ноге, я ударила другой в замок,благодарная в душе, что даже на роскошных судах все стараются сделать как можнолегче. Каблук пробил тонкое дерево насквозь, нога застряла в дыре. Клинья моегокрасивого платья болтались и дергались, пока я неуклюже отпрыгивала назад,вытаскивая ногу.

– Эй, стой! – воскликнула я, когда Трент вытащил издыры щепки и просунул руку – отпереть ее снаружи. Не обращая на меня внимания,он открыл дверь и бросился в коридор.

– Черт побери, Трент! – зашипела я, хватая ридикюль иустремляясь следом. Лодыжка болела, но я догнала Трента на середине лестницы идернула назад, да так, что он плечом впечатался в стену узкого прохода. – Тычто это творишь? – сказала я в дюймах от его рассерженных глаз. – С Квеном тытак же обращаешься? Ты же не знаешь, что там, а если ты погибнешь, отвечатьмне, а не тебе!

Он ничего не сказал, только зеленые глаза горели да зубыбыли крепко сжаты.

– Теперь пристраивайся за мной и не высовывайся, –сказала я, толкнув его себе за спину.

Оставив его на лестнице, я мрачно и беспокойно двинуласьвперед. Рука тянулась к пейнтбольному пистолету, но пока над нами висел иработал этот лиловый диск, шарики с зельем могут только пометить кого-нибудь,обляпав дорогую одежду мерзким отваром аконита и традесканции. Я едва заметноулыбнулась – кажется, я ничего против не имела физических способов.

Та часть зала, что была мне видна, оказалась пустой. Яприслушалась – ничего не услышала. Присела к полу, чтобы голова была на уровнеколен, и выглянула за угол – присела по двум причинам. Во-первых, если быкто-то меня там ждал, чтобы оглушить, ему пришлось бы менять замах, и у меняпоявлялось время уйти. Во-вторых, если бы я все-таки получила по голове, ближебыло бы к полу.

Но когда я выглянула, меня просто замутило. Пол элегантноубранного зала был устлан телами.

– О Боже мой! – тихо ахнула я, вставая. – Трент, он ихубил. В этом и было дело? Ли хочет повесить убийство на нас? Трент обошел меня,легко уклонившись от моей попытки его схватить. Присел возле первого тела.

– Без сознания, – сказал он ровным голосом, только ужене шелковым, а стальным.

Мой ужас сменился замешательством.