Рассекреченное королевство. Испытание - Ровенна Миллер

Силы покинули меня. Волшебство на пределе моих возможностей, чары, вытягиваемые прямо из воздуха, попытки защитить и корабль, и баркас выворотили из меня все жилы. Несмотря на все мои попытки продержаться, несмотря на все мое волнение за Теодора и Кристоса, я провалилась в сон, едва моя голова коснулась подушки.

Проснулась я лишь поздней ночью. Привычно плескались волны, омывая борта корабля, привычно звучали шаги стоящих на вахте матросов. Я села на кровати, немного дрожа от волнения и умирая от голода. Мне совершенно не хотелось идти на камбуз, но мой пустой желудок вздымался и опадал в ритме с морскими волнами, и я поняла, что если сейчас не поем, то мне станет плохо.

На цыпочках я прокралась на палубу, все еще смущаясь, что я ничего не понимаю ни в кораблях, ни в работе матросов, и страшась что-нибудь испортить. Конечно, разумом я понимала, что даже если и совершу какую-нибудь оплошность, вреда от нее будет не больше, чем от неровно проложенного стежка – вытяни нить из уже проложенной строчки, и вся недолга, начинай шить заново. И все же загадочные морские термины да и сам корабль немного пугали меня, и я, что уж скрывать, чувствовала себя здесь совершенно чужой.

А еще я так устала верить, что те, кто меня окружает, заботятся только о моих интересах. Я так устала от союзников, мне так не хватало друзей. Я скучала по Галатии, по ателье, по Алисе и Эмми. Скучала по подругам-пеллианкам, по нашим оживленным беседам о чарах и чародействе, по той сердечности и семейности, по тем традициям, которые нас всех объединяли и притягивали друг к другу.

Луна бледным светом омывала палубу: смягчились резко выступающие углы, спрятался в тень навевающий жуть такелаж. Кучка матросов уже не казалась такой враждебной, да и весь корабль выглядел более приветливым и дружелюбным, и мне привиделось, что еще чуть-чуть, и здесь, в ночной тишине, я наконец-то освоюсь с тросами и парусами так же, как когда-то освоилась с ниткой, иглой и тканями.

– Уже поздно, полночь, – произнес Баллантайн. Я не видела, как он подошел ко мне, но даже не вздрогнула. Голос его звучал бесцветно и бесплотно, под стать бесплотному лунному свету. – Они спят.

Он имел в виду моряков.

– Я проголодалась, – на одном дыхании прошептала я.

Он ничего не ответил, лишь прошел мимо меня на камбуз, махнув, чтобы я следовала за ним. На камбузе он достал толстый ломоть хлеба, сыр и, уложив все это на грубую, вырезанную из дерева разделочную доску, протянул мне.

– Если этого мало… – сказал он, с усмешкой глядя, с какой жадностью, словно на изысканную снедь, набросилась я на эти жалкие объедки.

Я с благодарностью кивнула ему.

– Вы пропустили ужин, – пожал он узкими плечами, скрытыми форменным мундиром, который он не снимал с тех пор, как мы отчалили от берегов Серафа.

Я поняла, что он ждет от меня объяснений.

– Понимаете, чародейство отнимает слишком много сил, – прошептала я с извиняющейся улыбкой.

– Зато работает, – кашлянул он. – И наш корабль, и баркас почти не пострадали. Мы получили парочку пустяковых трещин, которые уже заделали, – вот и все.

– На самом деле трудно утверждать, работают они или нет. – Ох, как же сложно найти подходящие слова, чтобы объяснить принципы чародейства! – От мощного бортового залпа они бы нас не спасли, но чуточку удачи тем не менее привлекли. Но я уверена – в конечном счете все решило ваше умелое руководство кораблем и командой.

– Едва ли, – вздохнул он. – И мое помилование – всего лишь временная отсрочка, не более. Как вы думаете, отсрочка – это тоже ваши чары?

– Возможно, – я отложила в сторону треугольничек сыра. – Однако мне кажется, в этом случае больше подействовали чары Альбы.

Мои слова не убедили его, но он задумался. Погрузившийся в размышления Баллантайн напомнил мне Теодора – то же усталое, искаженное тревогой лицо.

– Так или иначе, а мы выстоим, – улыбнулся он. – А теперь – обет молчания.

Заполненные тягостным безмолвием дни тянулись за днями. Моряки, словно коты, подкарауливавшие мышь, мерили шагами палубу. Их форма цвета морской волны ярким пятном выделялась посреди потемневших корабельных досок, и все же я не отваживалась много говорить и вообще высовываться из каюты. Укрывшись ото всех, я упражнялась в тонком искусстве владения чарами, которые вытягивала из воздуха. Мой старый способ наведения чар представлялся мне теперь чересчур грубым и совершенно неподходящим для того, что от меня ожидали. Мои чары, наложенные впопыхах на просоленные канаты и полинявшие паруса, поблекли из-за ветра и морских брызг. Конечно, иглой и ниткой я бы создала более прочные чары, но если я собиралась насыщать светом удачи расплавленное железо в формах или уто́к и основу в ремизке ткацкого станка, то должна была овладеть новой техникой колдовства.

Альба прошмыгнула ко мне в каюту как раз во время моих упражнений. Удерживая высоко над головой несколько прядей света, я сплетала их друг с другом и тихонько гнала к чаше с водой. Когда дверь отворилась, я швырнула солнечные нити прямо на пол.

– Мы вот-вот приплывем в Галатию, – сказала квайсианка. Я кивнула. – Как только сойдем на причал, я приложу все старания, чтобы отыскать нам другой корабль. Чем меньше мы пробудем в порту, тем лучше.

От удивления брови мои поползли на лоб.

– Порт до сих пор открыт, его удерживают незначительные силы Королевского флота. Пока что незначительные, – ответила она на мой невысказанный вопрос, – потому что сам город, все, что внутри городских стен, – в руках реформистов.

– Откуда вам это знать? – одними губами прошептала я.

– Послушала, о чем говорят моряки. Конечно, новости эти с душком, опоздали на несколько дней. Так что, возможно, все уже изменилось. Но в любом случае столичный порт не безопасен и не стоит в нем задерживаться.

Волнение Альбы передалось и мне, нам многое хотелось сказать друг другу, но тонкие стены кабины не дозволяли вести задушевные беседы – не хватало только, чтобы нас разоблачили.

Я вышла на палубу, перегнулась через борт и напряженно вытянулась, всматриваясь в береговую линию. Разрывая спутанную гущу зеленых лесов, к небу вздымались утесы, выглядывали крепостные стены. При виде родного города сердце мое учащенно забилось, я едва подавила желание закричать во все горло и потребовать, чтобы меня немедленно высадили на берег. Как там мое ателье? Хотя разве это важно теперь, когда в городе полыхает гражданская война? Как там Алиса и Эмми? Как там мои соседи, владельцы магазинчиков в нашем квартале? Как там пеллианцы, выбравшие столицу за те возможности, что она предоставляла, и теперь оказавшиеся в эпицентре военных событий?

Я отвернулась, в глазах моих сверкали слезы. Я любила свой город. Все, что я делала в эти месяцы, делала ради него. Ради него слагала горькую, мучительно-тоскливую песню. Как рыбы об лед бились мы с Теодором, чтобы сберечь его, но все пошло прахом – грянула война, и люди ценой собственных жизней встали на защиту домашнего очага.