Воды спят - Глен Кук

Она легонько похлопала меня по руке, давая понять, что мы по-прежнему друзья. В ответ я промычала что-то невразумительное и закрыла глаза.

Мурген оказался прав. Ночь на Сияющей Равнине – это было еще одно, совершенно особенное приключение. Все приметы местности казались очень похожими, но напоминали призраки самих себя в дневное время. А небо и вовсе не вызывало доверия. Сама Равнина была вся еще в тенях серого, но ее пронизывало призрачное свечение, позволяющее все отчетливо видеть. В какой-то момент, подняв взгляд, я увидела полную луну и усыпанное звездами небо, но уже спустя несколько мгновений все оно оказалось сплошь затянуто плотными облаками, без единого проблеска света. Буквы на каменных столпах все время менялись, чего Мурген, похоже, не заметил, когда был здесь в прошлый раз. Я немного понаблюдала за ними, узнавая отдельные буквы, но не слова. Тем не менее, у меня возникло отчетливое ощущение, что утром непременно надо будет подойти к господину Сантараксите. Это было нечто вроде озарения – я поняла, как нужно читать надписи на столпах. Начинать с верхнего правого угла и двигаться вниз – по первому столбцу. А потом по второму, но уже снизу вверх. Затем по третьему, опять сверху вниз. И так далее.

Однако гораздо больше меня интересовало то, что двигалось между столпами. Там были большие Тени, один вид которых вызывал ужас, и множество мелких, излучающих чувство острого голода, когда они скользили прямо у края нашей защиты. Большие не подходили слишком близко. От них исходило ощущение злобного терпения – казалось, они готовы ждать хоть тысячу лет, пока кто-нибудь из нас зазевается, и в защите откроется брешь.

Во сне все дороги, ведущие в круг, были хорошо видны. Каждая, словно мерцающая нить, вела к величественному зданию вдали. Однако среди всех этих путей и сооружений только наша дорога, тянувшаяся с севера на юг, казалась по-настоящему живой. Как будто эта дорога знала, что мы собираемся по ней идти, или же хотела, чтобы мы именно это и сделали.

И тут же я в одно и то же время почувствовала себя изумленной, сбитой с толку, испуганной, ликующей – осознав, что не могла бы видеть всего этого, если бы линия обзора проходила на уровне моих глаз. Значит, я вышла из своего тела, так, как это делал Мурген. Хотя я тысячу раз испытывала желание обладать этой способностью, и зрелище было потрясающее, где-то в глубине души я почувствовала страх. И воззвала к небесам – время от времени не грех напомнить Богу о себе. Я исступленно, страстно желала оставаться просто Дремой, без намека на какой-нибудь мистический талант. Правда, правда. Если так уж необходимо, чтобы кто-то из наших людей непременно умел делать что-либо подобное, пусть бы этим занимались Гоблин, Одноглазый, дядюшка Дой… Да кто угодно, исключая лишь Тобо, несмотря на то, что ему предсказывали стать будущим Отряда. Он был слишком юн, слишком плохо умел держать себя в руках, чтобы совладать еще и с этой способностью.

Снующие туда-сюда маленькие Тени напоминали стаю голубей. В этом призрачном мире они не молчали, но общались лишь друг с другом. Не требовалось особых усилий, чтобы не подпускать их к себе.

Что по-настоящему внушало беспокойство, так это небо над головой. Каждый раз, стоило мне поднять взгляд, как там все оказывалось совершенно другим. То непроглядные, плотные тучи, то россыпь звезд и полная луна. То совсем мало звезд и две луны. То отчетливо различимое созвездие, повисшее прямо над дорогой, которая вела на юг. Оно в точности соответствовало описанию того, которое Мурген называл Арканом. А мне-то всегда казалось, что этот Аркан был выдумкой соплеменников матушки Готы.

Потом, прямо рядом с золотой киркой, я увидела троицу рослых страшилищ, которых, по словам Мургена, он встретил на этом самом месте в свою первую ночь на Сияющей Равнине. Кто они? Уакшасы? Ракшасы? Я попыталась примерить их к мифологии гунни или даже Кины, но не могла вспомнить ничего подходящего. Хотя, полагаю, там им нашлось бы место. Гунни гораздо более гибки в вопросах доктрины, чем ведна. Нас учили, что нетерпимость – это дар веры. Уступчивость гунни – одна из причин того, что они обречены гореть вечным огнем. Идолопоклонство, вот что это такое.

Бог – это Могущество. Бог – это Милосердие. В Прощении Своем Он Подобен Земле. Но по отношению к неверующим Он может быть беспощаден.

Я отчаянно пыталась вспомнить, что Мурген рассказывал о своей встрече с этими созданиями из мира снов. Бесполезно, хотя именно я записывала его рассказ. Мне даже не удалось припомнить, были ли его ночные гости в точности такими же, как эти. Они, в общем-то, напоминали людей и были примерно такого же роста, но человеческие черты у них были заметно стерты. Может, они надели маски животных? Судя по их неистовым жестам, они звали меня идти за собой. Вроде бы Мурген упоминал о чем-то в этом роде. Он, помнится, отказался. Я – тоже, хотя и приблизилась к ним, попытавшись вовлечь в разговор.

В отсутствие тела или каких-либо специальных приспособлений я, конечно, не могла издавать звуков. И они говорили на неизвестном мне языке, так что все мои усилия оказались тщетны.

Они, казалось, сильно расстроились. Наверно, думали, что я буду играть по их правилам. В конце концов, они здорово разозлились и заковыляли прочь.

Мурген, я не знаю, где ты. Но тебе придется объяснить мне все это.

Чудища ушли, не причинив мне никакого вреда. Теперь, может быть, удастся немного поспать. Самым обычным сном, безо всяких этих чересчур реальных сновидений и ужасного, неправдоподобного неба.

Начался дождь. Самый настоящий, без сомнения – я лежала, скрючившись, а холодные капли падали прямо на меня. Спрятаться не представлялось возможным – на этой Равнине палаток не расставишь. Кстати, составляя свои планы, мы вообще упустили из вида погоду. Не знаю даже, почему, хотя, похоже, сколько ни планируй, всегда упустишь что-нибудь важное. Что-то, что непременно проглядят все те, кто разрабатывают планы. И уже потом, когда начинаются неприятности, ломаешь голову, как можно было упустить нечто столь очевидное.

Неизвестно почему, но мы, по-видимому, думали, будто такое понятие, как погода, к этой Равнине неприменимо. Может быть, из-за того, что в Анналах Мургена о ней не сказано ни слова. Но кое-кто мог бы обратить внимание, что Плененные совершали своей поход «в другое время года». Кое-кому следовало бы отдать себе отчет в том, что стоит за этими словами. Кое-кому – значит, в первую очередь, мне.

Было достаточно зябко и до того, как начался дождь, теперь же похолодало еще сильнее. Двигаясь на ощупь, я встала и помогла укрыться тем, кто лежал поблизости. Потом натянула на себя еще одно одеяло и кусок палатки, свернулась калачиком и уснула, несмотря ни на что. Это был всего лишь мелкий, моросящий дождик, а когда устанешь, ничто не имеет значения, кроме сна.

Вернувшись в страну снов, я встретила там Мургена.

– Ты удивлена? Я говорил, что увижусь с тобой на Равнине.

– Ну да, говорил. Но именно сейчас мне больше всего хочется спать.

– Ты и спишь. И проснешься такой свеженькой, будто спала как убитая.