Robbie Williams. Откровение - Крис Хит

«Ты был самым бесчувственным мудаком, — говорит Айда, отталкивая от себя ногу Роба. — Убери свою ногу от моего тела, нах!»

«Нет, нет же, ну-у-у!»

«Нет. Это — зло. Не могу над этим смеяться, потому что из-за тебя я на самом деле села на таблетки. Ты реально разбил мне сердце. И не имеешь права из такого поступка своего делать шутку. Вот хотела бы я, чтоб тебе хоть секунду было так же больно, как мне… а я бы потом поржала, поглядела бы, как ты б к этому отнесся».

«Ох, нет…»

«Нет, не можешь это в шутку превратить. А тот факт, что ты тогда взял меня покататься, чтобы потом все равно бросить — это еще хуже!»

«Да нет, — спорит он, вроде бы собираясь сказать что-то, что по его представлению облегчит ситуацию. — Я так решил уже во время поездки!»

«Убери, нах, ногу от меня. Пожалуйста. Честно. Не могу. Не смешно. Да я б сама хотела, чтоб было смешно, очень хочу, ради черного юмора, но на самом деле так больно, что не шутится. А очень хочется. Путешествие в смешное».

«Мне очень жаль», — говорит он, впервые — раскаивающимся голосом.

«Но ты на самом деле вел себя ужасно и время было страшное».

«Дорога к любви вся в ухабах», — говорит он. (Немножко, наверное, хвастливо.)

«Только не для тебя», — говорит она.

«И для меня тоже», — отвечает он.

«Как какая-то причуда диктатора, — продолжает она. — Как Нерон с этой его скрипкой сраной! Никаких для тебя ухабов на дороге не было, ногу свою убери».

«Кто в тебя влюбится, а кто нет — с этим ты ничего не можешь поделать».

«Убери. Ногу. С моей. Ноги».

«Ох, мамочка, не наказывай».

«Но я правда считаю, что тебе надо ее убрать», — говорит она.

«Ты не можешь меня расстраивать, — умоляет Роб детским голоском. — Это ж я с тобой так поступаю».

«А ты знаешь, что папочка твой не очень хороший человек? — обращается Айда к Тедди. — Но ладно, Тэд, я даже не уверена, отец ли он тебе».

«Мамочка, ну я так сожалею, что тебе больно сделал», — говорит Роб.

«Да ни о чем ты не сожалеешь, — говорит Айда. — Так ты ужасно со мною обращался первые полтора года, господи Боже. Папочка мамочку чуть не уничтожил полностью».

«Но теперь до гробовой доски мамочка будет бить папочку», — говорит Роб.

«Вот именно, — говорит Айда. — Нет, Тедди, я папочку наказываю периодически».

«Да и этого она, Тэд, не делает», — посвящает Роб свою дочь.

«Не делаю, — соглашается Айда. — Я, к сожалению, выбираю путь высокой морали».

Роб смотрит на меня. Весь разговор мы с Гвен сидим рядом с ними.

«Это все должно войти», — говорит мне Роб.

Я предполагаю, что это не слишком мудрое решение.

«Ну и почему это не может войти?» — спрашивает он.

Я говорю, что надо еще, чтоб Айда захотела это внести.

«Вот это смешно», — возражает Роб.

«Да вставляй, — соглашается Айда. — Только пообещай до всех донести, что Роб — полный мудак». Она смеется. «У меня одно условие: у этого абзацика должна быть четкая мораль — то, что Роб — полный мудак, — она поворачивается к Робу. — Читатели уже поняли, что ты полный мудак, но на всякий случай данный месседж нужно набрать жирным шрифтом».

* * *

Еще одно шоу. За сценой до Роб и Олли обсуждают то, какие странные вещи говорят люди, которые подходят на людях к артисту.

«Подваливает старикашка какой-то, — говорит Олли, — и типа „Можно сфотографироваться? Я, правда по Metallica с цеппелинами фигачу“. Я его спрашиваю, а зачем вам, собственно, фото со мной? Ради, говорит, прикола».

«Очень странно это — подходят и говорят, ты типа хер собачий, но я от тебя кое-чо хочу. Так не хоти! Нахрен хотеть от меня чего-либо, если я хер собачий? Я-то тебя не потревожу, не волнуйся».

«Вот да, — говорит Олли. — А как насчет такого: не очень вас узнаю, но можно сфотографироваться?»

«Я как-то выхожу из бара на Ибице, — говорит Роб, — и там толпа двадцать пять парней, и они поют:

Ненавидим Take That и ненавидим Take That.

Ненавидим Take That и ненавидим Take That.

Ненавидим Take That и ненавидим Take That.

Мы — ненавистники „Тэйк Зэта“!

Я рядом с ними встал и стал подпевать:

Ненавижу Take That, я ненавижу Take That.

Ненавижу Take That, я ненавижу Take That…»

* * *

Первый европейский концерт 2013 года, на котором Роб расплакался — в Вене. Расплакался от атмосферы и от приема публики.

«Прям смехотворно, — говорит он в вэне сразу после концерта. — Как в 2001-м… Слишком сложно понять. Мозги в трубочку сворачиваются. Нечто, сука, особенное. Я все думал: это ради меня, меня? Крышу сносит серьезно, ну я в конце и расплакался по-настоящему. Это прям сбивает с толку и запутывает и все такое, потому что ты думаешь: я что, я дурака валяю».

«Но их любовь-то ты почувствовал?» — уточняет Айда.

«Да, почувствовал, — говорит он. Затем с фальшивым самодовольством добавляет. — Ага. Теперь знай, с кем гуляешь».

«Угу, — подхватывает Айда игру. — Гуляю с Робби-мать-его-Уильямсом».

Потом они друг другу говорят: «Я тебя люблю».

Едем в темноте, Роб прерывает молчание.

«Интересно, а какая в Австрии ситуация с налогами», — говорит он.

* * *

Сегодня утром Роб прочитал ужасающую совершенно стать. В Daily Mail, озаглавленную «Робби, хочешь быть больше Элвиса? На сцене раздувшаяся поп-звезда напоминает Короля в последние годы».

«Вот это мило… — говорит он. — Это вот прям жестоко. Понимаешь, вот как бы плохо и несправедливо меня ни оценивали в плане — как я выгляжу и как не выгляжу, но я-то знаю, что не вешу столько, сколько Элвис перед смертью. Знаю, что даже близко столько не вешу… Но чего — отличная работа, я в прекрасном настроении. Именно из-за такого не хочу фотографироваться и показываться на людях. Это просто цементирует… Курить от такого охота».

На определенном уровне он может об этом пошутить. Сегодня днем на тренировочной площадке на задах стадиона — футбольный матч, команда Роба против команды Олли, и первые его слова, когда он выходит «Элвис бы не забил такой последний гол». Но позже он присылает мне имейл, который хочет направить тому журналисту из Daily Mail. Там картинка с лицом Лиама Нисона из боевика «Заложница» с надписью поверх «Я ТЕБЯ НАЙДУ И УБЬЮ».

Тут есть один хитрый невидимый момент. Роб совершенно не похож на Элвиса в его последние годы, а статья проиллюстрирована фото, на которых он получился плохо, и это абсурд, потому что каждый вечер зрители видят совершенно другого Роба. Но он будет оглядываться на этот тур как на такой, к которому подготовка тела пошла криво-косо. В начале года он принимал человеческий гормон роста и невероятно энергично тренировался в зале по три часа в день, но затем закидывался шоколадом. «Выглядел я, — скажет он позже, — как швейцар». Но потом он обнаружил, что тренировки дают нестабильный результат и сократил их, но от шоколада не отказался и в общем понимает, что он не в том весе, в котором хотел бы быть на таком туре. Позже, когда турне давно закончилось, он будет говорить о том, как на сцене в его голове звучали такие слова: «Простите, что показываю на вас, как будто предлагая что-то и делая вид, что я сексуален…»