Княжич - Алексей Янов

Собрание согласно загудело.

– Но если тебе двигатель не интересен, то мы можем и другого человека поискать под это дело?

– Нет-нет, то есть да! Интересен! – запутался в словах Микула. – Вот только осилю ли я его? Не могу поручиться!

– Ведь уже сказано, – я попытался вернуть мастеру уверенность в собственных силах, – каждый из нас тебе должен будет помогать по мере возможностей. Ну вот, например, Нажир, какое он имеет отношение к порученному тебе делу?

– Дык никакого! – удивился Микула.

– А вот и неправда! – после этих моих слов Нажир, казалось, смутился еще больше Белова, но от удивления. – Имеет он к этому делу отношение, и самое прямое!

Все мастера дружно уставились в сторону Нажира, а тот лишь как рыба беззвучно открывал и закрывал рот, слишком уж опешил он от заявления княжича, что, дескать, он имеет какое-то отношение к впервые жизни увиденному им чертежу немыслимой доселе машины.

– Принцип работы машины все поняли? – перевел я внимание мастеров от Нажира на себя. – Разогретый воздух создает в замкнутом пространстве давление на поршни. Так?

Мастера, поддакивая, дружно закивали головами.

– А разве порох, сжигаемый в стволе ружья, не создает давление? Пуля-то вылетает из ствола не из-за того, что она огня испугалась, – мастера стали лыбиться, послышались смешки, – а под действием силы давления пороховых газов. А теперь подумайте, имеет ли ружье отношение к двигателю внешнего сгорания? Конечно, имеет! – сам ответил на свой вопрос. – У них один принцип работы, только в ружье взрывчатое газовое давление, а здесь, – я указал на чертеж, – за счет разницы температур.

Скажем, приводные механизмы кто тебе будет помогать делать? – спросил я у Белова и сам вместо него ответил: – Те же мастера, что делали приводы к водяным колесам и воздуходувкам. И так далее.

Теперь давайте примерно разберемся, какие детали нам нужны, – помогал я растерявшемуся Белову вести производственное совещание. – Литейщики должны отлить блок цилиндров из чугуна, головки цилиндров – из стали или бронзы, трубки нагревателя, поршни, шток поршня, трубки холодильника, регенераторы, да и в целом весь теплообменник – предпочтительно из стали, если не получится, то из бронзы. Кривошипы, шатуны, картер – отлить из чугуна. Топливную горелку – желательно из листовой стали.

Мастера-металлурги принялись старательно записывать мои пожелания.

– Конкретно кто и конкретно, что будет отливать, – обратился я к мастерам, – определитесь между собой. Смастерить цилиндр или те же поршневые кольца будет много сложнее, чем отлить, например, картер. Здесь я вам не советчик, сами разберетесь, кому и за что браться. В качестве смазки попробуем использовать угольный деготь со смолой и салом… – и я еще минут десять активно фонтанировал различными мелькающими в голове идеями, а потом удалился, оставив мастеров одних, осмысливать все ими услышанное за сегодня.

И работа закипела! Поршень окончательно подгоняли к цилиндру электролическим способом (гальванопластика). Физика процесса проста до безобразия: поршень опускали в раствор латунного купороса и подключали его к «Вольтову столбу», что вызывало осаждение на поршень меди.

С цилиндрами пришлось повозиться. Выкраивать листы, потом выгибать их для получения требуемых форм. Все-таки это были не паровые котлы с высоким давлением, заполненные водой, поэтому я отказался от долгого и муторного процесса клепки, сделав котлы сварными. Сваривать железные листы кузнечным способом было для местных мастеров куда привычней, чем заклепывать стальные листы. Поэтому теплообменник сделали железным. Кромки свариваемого цилиндра нагревали в горне до белого каления, а потом на чугунной оправе ударами молотка загибали внутреннюю кромку на наружную, сваривая их вместе.

Днище делалось из одного листа, его нагревали в калильной печи и придавали ему сферическую форму выбивкой молотами в чугунной изложнице. Все никак не доходили руки сделать нормальный винтовой пресс! Выгибка листов производилась вручную на желобчатой чугунной доске, с помощью ударов деревянными балдами.

Удивительно, но факт, уже в конце июня первый в мире двигатель внешнего сгорания был готов и ждал испытаний. Я за эти три недели несколько раз посещал цеха, осматривал отливки деталей, присутствовал на подгонке поршней и кривошипов, буквально на пальцах объяснял мастерам, как это все должно выглядеть и работать. Они, в отличие от меня, с техникой подобного рода никогда не сталкивались, а о существовании промышленного дизайна и вовсе не имели никакого представления.

Чугунно-стальной «монстр», частично вмурованный в печь с кривошипно-балансирной системой привода на коленвал, приковывал к себе любопытные взгляды всех его отцов-создателей, пришедших на испытания. Чуть отдельно от толпы мастеров стоял Изяслав Мстиславич со своими ближниками – он тоже заинтересовался новой игрушкой сына.

Под неодобрительные взгляды князя я взялся собственноручно раскочегаривать машину – всего-то делов, запалить в чугунной топке мелко нарубленные дрова с опилками и провернуть маховое колесо. Убедившись, что дрова занялись огнем, я прикрыл топку, отойдя на пару шагов, и принялся вместе со всеми ждать результата.

– Княжич, а долго ль ждать-то? – зашептал мне на ухо руководитель «конструкторской группы» Белов.

Пожав плечами, я аккуратно прикоснулся к начавшему нагреваться горячему цилиндру.

– Еще цилиндр не прогрелся, – ответил я.

Сколько еще времени придется ждать, я не знал, ведь «вживую» работу двигателя Стирлинга видел по телевизору на какой-то ферме. А потом уже с помощью интернета разобрался с устройством аппарата, и если бы не резко обострившаяся после переноса сознания память, вряд ли бы я из когда-то увиденного и прочитанного хоть что-то вспомнил.

В напряжении секунды тянулись как минуты, минуты как часы. Поэтому к моменту, когда ожил привод и принялся со все возрастающей скоростью крутить коленвал с маховым колесом, я уже успел весь известись, очень уж не хотелось при всем честном народе ронять свой авторитет.

Мастера взбудораженно загалдели на все голоса, некоторые даже принялись обниматься, а я слушал непередаваемую «музыку» работы двигателя, наслаждаясь перестукиванием поршней, звуками металлического трения, исходящих из цилиндра.

Когда двигатель вышел на свои рабочие обороты, я оценил его мощность в районе где-то 10 лошадиных сил, что для нашей средневековой, не избалованной движителями промышленности выходило более чем достаточно. В перспективе путем нехитрых доработок мощность двигателя можно поднять в несколько раз, но раньше следующего года от каких-либо модернизаций я воздержусь, необходимо накопить опыт эксплуатации, выявить все слабые конструктивные места. А сейчас нам требуется начать «массовый» выпуск подобных машинок, только Гнёздово спокойно сожрет их целый десяток.

Через несколько минут движок начал сбавлять обороты; оглянувшись на мастеров, я увидел, как те завороженно, затаив дыхание, смотрели кто на вращающееся колесо, кто на работу привода, при этом прислушиваясь к доносящимся из двигателя звукам.