Система международных отношений. Нации в борьбе за власть - Ганс Моргентау

Между двумя народами иногда вообще нет напряженности, но споры все же есть. Или иногда, несмотря на существование напряженности, спор не имеет никакого отношения к ней. В этом случае мы говорим о «чистых спорах».

Предположим, что Соединенные Штаты и Советский Союз вовлечены в спор о курсе обмена долларов на рубли для дипломатического персонала двух стран. Несмотря на напряженность, существующую между Соединенными Штатами и Советским Союзом, вполне возможно, что такой спор будет передан двумя сторонами в международный суд для принятия авторитетного решения. Чистые споры, таким образом, могут быть разрешены в судебном порядке.

Однако возможно, что между напряженностью и спором существует связь. Такая связь может быть двух различных видов. Предмет спора может быть идентичен определенному сегменту предмета спора. Спор можно сравнить с айсбергом, основная часть которого погружена в воду, а вершина выступает над поверхностью океана.

Вопрос о Потсдамском соглашении имеет важное значение в том сегменте, который является предметом напряженности между Соединенными Штатами и Советским Союзом. Разногласия по поводу интерпретации Потсдамского соглашения имеют прямое отношение к отношениям между властью и силой.

В отношении такого спора заранее принять авторитетное решение международного суда, каким бы оно ни было, равносильно передаче контроля над исходом самого силового противостояния. Ни одно государство, особенно противники статус-кво, не готовы пойти так далеко. Поскольку суд не может не быть сторонником статус-кво, сформулированного в юридических терминах, его решение, скорее всего, поддержит толкование юридического документа, которое благоприятствует статус-кво. Однако, поступая таким образом, суд может удовлетворить суть спора, но упустить суть напряжения. Что касается напряжения, то толкование юридического документа, такого как Потсдамское соглашение, является лишь этапом в споре, вопрос которого заключается не в толковании закона как такового, а в справедливости его существования.

Суд, продукт и рупор закона, как он есть, не имеет возможности решить реальный вопрос спора, предмет которого также является предметом напряжения. Суд в некотором смысле является стороной в таком споре. Суд, отождествляя себя со статус-кво и представляющим его законом, не имеет стандарта суждения, выходящего за рамки конфликта между защитой статус-кво и требованием перемен. Он не может разрешить этот конфликт. Он может лишь принять чью-либо сторону. Под видом беспристрастного решения реального вопроса суд почти обязательно решит кажущийся вопрос в пользу статус-кво. В этой неспособности суда выйти за пределы ограничений, обусловленных его происхождением и функциями, кроется истинная причина его неспособности принять решение между относительными достоинствами статус-кво и нового распределения власти.

Давайте снова рассмотрим пример спора между Соединенными Штатами и Советским Союзом относительно курса обмена долларов на рубли для дипломатических представителей обеих стран. Этот спор, как мы уже видели, может не иметь никакого отношения к тендеции, которая существует между Соединенными Штатами и Советским Союзом. Однако может быть и так, что эти две страны, вовлеченные в борьбу за общее распределение власти, ухватятся за этот спор и сделают его конкретным вопросом, на котором будут проверять свои отношения. Как только это происходит, спор занимает место напряженности в отношениях между двумя странами. Весь накал чувств и бескомпромиссная суровость соперничества за власть, с которой нации рассматривают напряженность в мире и действуют в соответствии с ней в войне, высвобождается в споре.

То, что в мирное время государства не могут сделать в отношении напряженности, они делают сейчас в отношении спора. Спор становится испытанием, в котором претензия и встречная претензия представляют и символизируют соответствующие властные позиции наций. Об уступках не может быть и речи. Для истца уступить, скажем, одну десятую часть предмета спора было бы равносильно выявлению пропорциональной слабости в его общей позиции силы. Для другой стороны проиграть полностью — немыслимо. Потеря предмета спора была бы символическим эквивалентом поражения в решающем сражении или в войне. Это будет означать поражение во всеобщей борьбе за власть, в той мере, в какой эта борьба выливается на уровень споров. Таким образом, каждая нация будет бороться по вопросу процедуры или престижа с бескомпромиссным упорством, как будто на карту поставлено само национальное существование. И в симтолическом смысле оно действительно поставлено на карту.

То же самое относится и к урегулированию авторитетным судебным решением. То, что было сказано по поводу споров с предметом напряжения, относится и к этой категории споров.

Примечательно, что государства, которые заключили арбитражные договоры без каких-либо оговорок, тем самым передав все споры любого рода в судебный процесс, являются теми, между которыми конфликты по поводу общего распределения власти и, следовательно, политические споры практически невозможны.

Создав Таможенный союз, Гемония и Австрия бросили вызов статус-кво 1919 года. Постоянная палата международного правосудия была интеллектуально подготовлена к рассмотрению любого дела, возникающего в рамках существующего статус-кво. Правовые нормы этого статуса обеспечили его интеллектуальным инструментарием для выполнения этой задачи. Будучи органом статус-кво и выполняя функции, которые должны были принимать легитимность этого статус-кво как должное, Суд оказался перед задачей, которую не способен выполнить ни один суд: вынести решение о легитимности самого статус-кво, определив законность проектируемого австро-германского таможенного союза.

Судья Анзилотти в своем блестящем и глубоком согласном мнении указал пальцем на политическую проблему, которая стояла перед Судом и которую он не мог решить имеющимися в его распоряжении судебными средствами. «Все указывает на то, что ответ зависит от соображений, которые в большинстве своем, если не полностью, носят политический и экономический характер. Поэтому можно спросить, действительно ли Совет хотел получить мнение Суда по этому аспекту вопроса и должен ли Суд его рассматривать…. Я допускаю, что Суд может отказаться дать заключение, которое заставило бы его отступить от основных правил, регулирующих его деятельность как трибунала….» Суд не отказался дать заключение и, пытаясь разрешить конфликт между статус-кво и желанием перемен, отошел «от основных правил, регулирующих его деятельность в качестве суда».

Наконец, возможно, наиболее впечатляющим эмпирическим доказательством для анализа, предложенного выше, являются отношения между Соединенными Штатами и Советским Союзом, как они развивались после окончания Второй мировой войны. Уже много говорилось о том, что чрезвычайно трудно определить фундаментальный вопрос, разделяющий Соединенные Штаты и Советский Союз. Это не Германия, не Австрия, не Триест, не Греция, не Турция, не Иран, не Корея, не Китай.

Упомянутые проблемы, по отдельности или вместе взятые, не могут объяснить глубину и горечь конфликтов, которые охватывают Соединенные Штаты и Советский Союз, где бы они ни встречались, и тупиков, которые сопровождают все их попытки урегулировать эти конфликты путем мирного урегулирования.

Эти особенности отдельных конфликтов можно объяснить существованием некоего стержня, охватывающего весь