Багровые ковыли - Виктор Смирнов

– Выключил! – прокричал Юра из кабины.

– Старая кобыла, – вздохнул Лоренц. – Надоело ей работать.

Пришел механик, они вывернули и проверили свечи, прокрутили пропеллер, заливая прямо в цилиндры бензин. И снова:

– Контакт!

«Забрал!» Юра подержал мотор на малом газу, затем, видя, как Лоренц вместе с механиками вцепился в хвост, передвинул рукоятку газа, и «ньюпор» затрепетал, стремясь вырваться, отбросить от себя людей. Обороты нарастали. Юра махнул рукой, давая знать, что он готов, и почувствовал, как самолет легко покатился навстречу легкому ветерку по утрамбованному песчаному полю, поросшему низенькой травой.

«Клош» чуть-чуть от себя. Ось мотора выпрямляется, и Юра видит перед собой уже не одно лишь небо, а дальний край поля и за ним морскую синеву. Значит, «мандолина» оторвалась от земли. Надо еще немного выждать, ощутить телом, что сила земного притяжения как бы исчезает и машина, освободившись от тряски на неровностях взлетной полосы, становится пушинкой, просится вверх… Ну еще немного… еще самую малость…

Теперь ручку на себя. Крылья словно ложатся на воздух, ставший упругим и плотным, а земля куда-то проваливается, уходит вниз, и самолет становится малоподвижным, скорость его исчезает, и только видно, как земля медленнее и медленнее бежит под машину и одновременно уходит все дальше и дальше.

Это полет. То чувство, ради которого стоит жить. Мотор дрожит от полных оборотов. Уже набраны первые триста метров высоты, и Юра, замедлив подъем и набрав скорость, закладывает пологий, осторожный вираж, направляя машину в сторону Мекензиевых гор, которые уже вовсе и не горы, а так, легкие вздутия земли. Вон там, дальше, Мангуп – это уже горы. А еще дальше, за вздыбленной яйлой, – изломанные линии Чатырдага с его вершиной Эклизибуруном, которая отсюда, с расстояния пятьдесят верст, кажется зубчиком пилы.

Юра ощущает, как легок и послушен ему самолет, все приборы показывают, что машина в прекрасном состоянии. В контрольном стаканчике булькает и пульсирует масло, мотор идеально прогрет, и все тело Юры, его руки, ноги, глаза, нервы будто сливаются с «ньюпором».

Проплывают внизу, словно серо-коричневое пятно на карте, Мекензиевы высоты. Позади море, вклинившееся своей голубизной в грубую плоть земли, – это Большой Севастопольский рейд с ответвлением Южной бухты.

Крым превращается в карту. Неодолимое, труднодоступное горное пространство подчинено ему, Юре! Реки, ущелья, хребты, водопады – все это похоже на кучку игрушек, брошенных на пол.

Пора ложиться на северный курс и поворачивать к мысу Улуколь, который выглядит отсюда словно поднятый в одобрительном жесте большой палец. К нему ведет поблескивающая на равнинной части ниточка реки Альма. Впереди над собой, на расстоянии, кажется, вытянутой руки, Юра видит грифа, птицу, которая обычно никогда не покидает скалы. У грифа длинная голая шея и громадные распростертые крылья, которыми он, паря в воздухе, даже не шевелит. Птица как будто бы разглядывает самолет, нисколько не обеспокоенная соседством. Хорошо различим ее загнутый крепкий клюв.

Юре хочется достичь высоты, на которой парит гриф. Но этот стервятник держится на ровном удалении, лишь слегка, словно элеронами, покачивая кончиками крыльев и ловя встречный поток, который поднимает птицу все выше.

Пора ложиться на предписанный курс. Юра отжимает ногами левую часть «коромысла» и всем своим существом ощущает, как хвост «ньюпора» заносится вправо и перед носом машины оказывается уже не серо-зелено-коричневая твердь, а поблескивающее, бескрайнее, уходящее в дымку море, а за дымкой проступают плоские очертания мыса Тарханкут. Альтиметр показывает, что машина поднялась намного выше тысячи метров. Юра сбавляет обороты и чуть опускает нос «ньюпора». Но море почему-то не надвигается на Юру, а как будто отступает! Какая-то невидимая ладонь отодвигает самолет обратно в горы.

Он смотрит на скоростемер, который показывает почти сто двадцать километров. И тем не менее «ньюпор» не только не летит вперед, а как будто движется хвостом назад. Ну да, ведь прибор говорит лишь о скорости относительно воздуха.

Все понятно! Он попал во встречный поток! Здесь, на этой высоте, мощная масса воздуха движется с моря на полуостров. «Это Крым, Юра! Земля ста ветров и ста погод!» – вспомнились слова Лоренца. Юра левой рукой ставит газовый сектор в крайнее положение, мотор ревет на полных оборотах, но движение неощутимо. Высотная невидимая река заталкивает легкую машину с ее восьмидесятисильным мотором в какую-то непонятную ловушку. Самолет то проваливается вниз, как будто на качелях, то резко, заставляя ощущать каждую косточку в теле, взмывает вверх. Дрожат крылья. Турбулентность. Об этом еще писал Блерио…

Странно, но Юра не ощущает страха. С ним не может ничего случиться, он верит в это. Его даже бодрит, наполняет радостью приключение. Юра вспоминает: «Если попал в сильный встречный поток, не пытайся бороться с ним. Уходи, ищи другое воздушное течение».

Юра направляет самолет вниз, отталкивая от себя «клош». И тут он услышал перебои в работе мотора. Это взболтался паршивый бензин: хоть его и процеживают через марлечку и сетки, хоть и дают очиститься, сливая из краника отстойного бака опустившуюся ко дну воду, все равно это контрабандное горючее, которое из Батуми привозят на своих шаландах отчаянные греки. Привозят что попало, имеющее запах бензина…

Ветер уносит «ньюпор» все дальше в горы с такой легкостью, будто он сделан из бумаги.

Пропеллер замер, но вскоре под напором воздуха вновь как будто вздрагивает и набирает обороты. Но Юра знает, что он уже не сможет вернуться на аэродром. Если двигатель вновь откажет на малой высоте, ему придется садиться где попало. А это Крым – камни, провалы, карстовые воронки, деревья. Он должен выбрать место для посадки, пока самолет еще подчиняется ему.

Вон там, вдали, – Бахчисарай. Совсем близко проплывает высоко вознесенная на скалу церковь во имя святых Софии, Веры, Надежды и Любви. Сто раз изучал Юра карту этих мест, слушал рассказы летчиков о полетах над Крымом. Почему-то название этой церкви греет душу подростка. Вера, Надежда, Любовь! Значит, он над верховьями горной речки Качи, которая у Александро-Михайловки, рассекая ровный пляж, спокойно и дружелюбно впадает в море. Его не подведет эта река, он столько раз обливался ее холодной водой. Здесь должны быть состоящие из мелкого галечника отмели.

Стараясь не сбросить скорость ниже допустимого предела, Юра проплывал над долиной реки. Скалы, которые еще недавно были так далеко внизу, уже перестали быть игрушечным нагромождением, они высились вровень с Юрой, неохотно пропуская самолет.

Добавив обороты, Юра поднялся над скалами, заложил вираж и стал разворачиваться. Только бы не подвел мотор!..

От Коуша, где в густых лесах располагался лагерь, Красильников вел сложным, извилистым путем группу партизан к Бахчисараю. Гул самолета они услышали прежде, чем увидели его. Все моментально попрятались, прижавшись к отколовшемуся от горы огромному камню. «Ньюпор» шел на небольшой высоте, четко был виден трехцветный – бело-сине-красный – круг на фюзеляже.