Дождь в наших сердцах - Кристи Грей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О, — на выдохе выкрикиваю я, — поверь, ты и так доставляешь мне удовольствие.
— Я попробую ещё раз, — настойчиво говорит Лаура, наклоняясь снова, но я подхватываю её подбородок, останавливая.
— Не нужно. Остановись. Не расстраивайся и не пытайся что-то доказать. Всё хорошо, слышишь меня? Давай оставим это на следующий раз?
Отводит взгляд в сторону, явно обдумывая мои слова. Но, взвесив все «за» и «против», соглашается.
Мне трудно оторваться от её губ, поэтому мы не перестаём целоваться. И, кажется, это длится целую вечность. За окном уже включились фонари — это значит мы сильно увлеклись друг другом. Но это неважно, нам некуда спешить.
Всё повторяется: мы целуемся, касаемся друг друга, время от времени лаская. Больше некуда тянуть. Всё это время, что мы провели в поцелуях, девушка морально настраивалась на то, что скоро произойдёт.
Я шептал ей на ухо много приятных, также успокаивающих слов, чтобы в ней оставалось всё меньше страха.
Но я не подгоняю её. Не подталкиваю.
В один момент, сглотнув всю свою неуверенность, Лаура посмотрела мне в глаза, сжала мою руку и кивнула.
Теперь волновался я. Мне было по-настоящему страшно причинить ей боль. А я причиню в любом случае. И попаду за это в ад. Раньше меня мало волновало, что чувствуют девушки во время нашего секса. Я трахался так, как хотел я, а они просто принимали меня во все щели, потому что этого хотел я.
Но Лаура… Сделать что-то подобное с ней — равно мазохизму. В моей голове крутятся только одни мысли: как бы не сделать ей больно.
Наклонившись в очередной раз над Лаурой — только сейчас не для того, чтобы отдать ей поцелуй или расцеловать какую-то часть лица и тела. Я устраиваюсь напротив скрещённых ног, которые слишком зажаты.
Нервничает. Боится. Вижу в её глазах.
— Ты не хочешь? Я остановлюсь прямо на этом этапе, если ты скажешь мне «нет».
Лаура лениво машет головой, открывая свои губы для ответа:
— Я скажу «да», Аарон. Просто пообещай мне… — она замолкает.
— Обещаю.
Не знаю, что должно было быть дальше в её предложении, но я обещаю. Что бы там ни было — я выполню любую её просьбу, сдержу любое обещание.
— Я не договорила.
— Это неважно.
Лаура лукаво растягивает губы в широкой, яркой улыбке, которую видно даже сквозь тусклое освещение.
— Пообещай, что ты не бросишь меня…
И теперь замираю я. От вопроса, пронзившего моё сердце острой стрелой, из-за которой оно теперь кровоточит в непонимании.
— Что за мысль, Лаура?
Мой тон слишком серьёзен, и он вызывает у девушки слёзы. Зелёные зрачки прячутся, когда Лаура закрывает глаза, и её ресницы собирают солёную влагу.
— Эй, родная, — я провожу ладонью по непослушным волосам, по щеке, стирая слёзы. — Что с тобой?
У неё появилась мысль, что я воспользуюсь и брошу? Я бы мог принять это за оскорбление и полное недоверие, но не стану. Просто по той причине, что она многое пережила и теперь боится всего, что есть на свете.
— Извини-извини, — в бреду шепчет она, закрывая лицо ладонями. — Просто я не могу выкинуть прошлое из головы.
Я снова вкладываю в её открытую ладонь свою руку и сжимаю.
— Прошлого нет, родная. Есть только я и настоящее. Ни я, ни настоящее со мной, никогда не причиним тебе боль. Ясно? Ты веришь в это? Веришь мне?
— Конечно.
Я не знаю, как продолжать, когда она находится в таком состоянии. Мои губы почти размыкаются, чтобы задать этот вопрос, но Лаура опережает меня и отвечает:
— Нет. Пожалуйста, я хочу всё. Хочу получить сегодня всё.
Хорошо. Она готова.
Я поочерёдно целую её колени, медленно раздвигая их одно за другим. Её киска всё ещё влажная, всё ещё ожидающая меня. Не могу отказать себе в одном простом движении: опять провожу по ней ладонью, немного задевая клитор, потому что мне это нужно.
Проведя по члену рукой несколько раз, подготавливаю его к новой эстафете. Лаура напряжена до предела — из-за этого мне будет сложнее двигаться в ней.
— Я знаю, как это трудно, — произношу я, — но постарайся расслабиться. Будет хуже, если ты напряжена.
Лаура кивает, но не подчиняется — ей всё ещё трудно привыкнуть.
Я втягиваю воздух ртом, когда чувствую, как головка члена соприкасается с её мокрой зоной. Прямо сейчас. Готов свихнуться прямо сейчас. В эту чёртову минуту. Притяжение к Лауре самое мощное, что я испытывал за все свои восемнадцать лет. Она божественна настолько, что я готов кланяться ей в ноги просто за возможность прикоснуться к её гладкой коже.
Обильное количество смазки полностью заполнило головку члена — так, что он теперь блестит.
Широкие бёдра моей девочки покачиваются — она тоже получает разряд тока от этого, теперь вовсе небезобидного действия.
Мой член с минуты на минуту окажется в её тугом влагалище. Только от этой мысли у меня уже болят яйца.
Лаура издаёт громкий возглас, когда я толкаюсь в неё совсем малость. Я даже не могу сказать, что я вошёл в неё. Всего кончик проник в её промежность. Даже не головка.
Это почти ничего, что могло бы вызвать такой крик.
Я впервые боюсь двигаться дальше.
Всё бывает впервые.
Её свободная ладонь резким движением отрывается от простыни и взлетает вверх, прямо ко мне, толкая мой бок. Останавливает. Сжимает глаза, челюсть и губы.
Сука, я правда сейчас отключусь.
Мы не прораниваем никаких слов. Я словно понимаю её просьбу. Эта рука, впивающаяся уже в мой пресс, словно просит остановиться. Задержаться на минутку. Дать ей привыкнуть к этому чувству — к чему-то новому внутри неё.
— Ты в порядке? — не могу не спросить, потом буду винить себя до конца своих дней.
— Нет, — честно отвечает девушка, пряча лицо в копне своих распущенных волос. — Подожди немного просто, пожалуйста…
Конечно.
Спустя короткий промежуток времени, когда её выражение лица стало менее напряжённым, я снова толкнулся — на этот раз наполовину. Мой член раз за разом растягивал её узкую дырочку, создавая дискомфорт. Я не мог представить, насколько сильно ей больно, но ориентировался по тому, как часто и насколько крепче она сжимала мою руку.
Когда отпускала, давая мне сигнал, я двигался. Хотя… не могу назвать это движением. Я сдвигался с мёртвой точки всего на сантиметр, потом замирал снова.
Это длилось долго. Но лишь спустя время Лаура полностью расслабилась.
Её ноги больше не были напряжены, будто струна, и лицо не пряталось в подушке. Тогда, и только тогда,