Бить или не бить? - Игорь Кон

Отношение к телесным наказаниям в постсоветской России отражает и воспроизводит существующую в ней общую идеологическую поляризацию. Судя по результатам массовых опросов, значительная часть населения страны в теории или на практике (это не всегда совпадает) уже не прибегает и/или не хочет прибегать к телесным наказаниям детей, они для нее случайны и пережиточны. Однако есть немало россиян, для которых эти установки неприемлемы. Идейный водораздел между ними проходит по той же линии, что и отношение к рыночной экономике, демократии, модернизации и правам человека. Самые значимые факторы здесь – возраст, уровень образования, характер политических взглядов и, в данном случае это особенно важно, личный жизненный опыт. Эти факторы могут переплетаться друг с другом по-разному. Самыми горячими сторонниками телесных наказаний являются православные фундаменталисты и выходцы из семей «силовиков».

Степень реального распространения и интенсивности телесных наказаний, как и прямого насилия над детьми, неизвестна. Государственная криминальная статистика в данном вопросе политизирована и недостоверна, а независимые социологические опросы не всегда достаточно репрезентативны и сопоставимы друг с другом.

В последние годы российское государство стало уделять проблемам личной, в том числе телесной и сексуальной, безопасности детей значительно больше внимания. Однако нередко эта деятельность остается имитационной. О «незащищенных детях» воспоминают, когда хотят отвлечь внимание людей от насущных политических и экономических проблем. Теледебаты по этим вопросам часто имеют открыто антизападную направленность и производят впечатление, что главная задача – защитить российских детей от американских усыновителей или финляндских органов опеки.

Хотя вызывающие много эмоций российские споры по этим вопросам внешне похожи на европейские, между ними есть принципиальная разница. Во-первых, от них ничего не зависит, все заранее предрешено властью. Во-вторых, в них практически отсутствует базовая для европейцев категория «прав ребенка», которую традиционализм и религиозный фундаментализм считают подрывной и антисемейной. Вопрос о соотношении «телесного наказания» и «насилия над ребенком» всерьез не обсуждается, а содержательную аргументацию заменяют пропагандистские страшилки, похожие на те, с помощью которых в конце 1990-х была скомпрометирована и намертво заблокирована идея сексуального образования молодежи.

Учитывая общую социально-политическую ситуацию в России, включая фактическое сращивание церкви и государства, шансы на законодательное запрещение телесных наказаний в нашей стране близки к нулю, «сильная родительская власть» – одна из духовных опор авторитаризма. Однако практическое значение этой полемики, возможно, окажется меньше, чем думают ее участники. На поведенческом и мотивационном уровне все решают не церковно-государственные догмы, а повседневные родительские практики: готовы ли россияне регулярно, в духе «национальной традиции», пороть своих детей? Ответ на этот вопрос даст будущее.

В последние десятилетия в мире проведено множество социологических, психологических и социально-педагогических исследований, оценивающих степень эффективности и побочные последствия телесных наказаний.

За исключением христианских фундаменталистов, базирующих свои суждения на традиции и личном опыте, экспертные оценки телесных наказаний, как правило, отрицательны. Спор идет лишь о том, являются ли все телесные наказания вредными, или же существует некая градация, в свете которой некоторые телесные наказания (например, шлепки в отличие от ремня или розги) в некоторых условиях признаются допустимыми и/или неустранимыми.

Судя по данным эмпирических исследований, телесные наказания в целом не более, а часто менее эффективны, чем другие дисциплинарные средства; они имеют больше возрастных ограничений (даже те, кто признает их допустимыми, возражают против телесного наказания детей младше полутора-двух лет и подростков старше двенадцати-тринадцати лет); телесные наказания дают значительно больше нежелательных побочных результатов, чем другие наказания.

Установлены многочисленные статистические корреляции, а иногда и причинная связь между телесными наказаниями ребенка и его агрессивностью, склонностью к насилию и антисоциальному поведению.

Телесные наказания объективно существенно повышают риск причинения ребенку физических травм и часто являются не чем иным, как физическим насилием над ребенком.

Частые и интенсивные телесные наказания отрицательно влияют на психическое состояние и здоровье ребенка, они могут быть основной или сопутствующей причиной депрессии, тревожности и ряда других расстройств, причем не только в детском возрасте, но и во взрослом состоянии.

В современном обществе, когда телесные наказания перестали быть всеобщей обязательной практикой, они могут существенно осложнять и ухудшать взаимоотношения ребенка с родителями и воспитателями. Это особенно касается подростков.

Отрицательное влияние телесных наказаний на учебную успеваемость, когнитивные процессы и умственные способности ребенка возможно, но проблематично.

Вместе с тем, демонизировать телесные наказания, представляя их единственной или главной причиной чуть ли не всех социально-педагогических трудностей и проблем развития ребенка, как делают некоторые западные правозащитники, не следует. Общеизвестно, что влияние на ребенка любых воспитательных воздействий зависит от целой системы опосредований, социальной ситуации развития и т. д.

Наиболее методологически сложные современные исследования показывают, что долгосрочный психологический эффект телесных наказаний зависит не только от их частоты и интенсивности, но и от контекста, точнее – нескольких контекстов:

1. Личностный контекст – как ребенок воспринимает пережитое им наказание в свете своих долгосрочных отношений с родителями, учитывая их эмоциональное тепло, заботу и прочие качества;

2. Соционормативный контекст – насколько телесные наказания распространены и морально приемлемы в данном социуме и микросреде;

3. Гендерный контекст – особенности восприятия телесных наказаний мальчиками и девочками;

4. Возрастной контекст – чем старше ребенок, тем негативнее и болезненнее он воспринимает телесные наказания.

Оценить влияние на личность ребенка отдельно взятой дисциплинарной практики, вроде телесного наказания, принципиально невозможно. Ребенка можно ни разу в жизни пальцем не тронуть, но если все время говорить ему, что он туп и ни на что не годен, последствия будут не лучше.

Ключевой момент для социальной педагогики – не частный прием, а то, как он вписывается в конкретный стиль родительства и характерные для данного общества и среды принципы социализации. Авторитетным родителям телесные наказания практически не нужны, а авторитарным родителям они часто оказывают медвежью услугу, хотя бы потому, что по свойствам своего характера эти люди склонны перегибать палку. «Новое отцовство», не признающее телесных наказаний, возникает не потому, что эти мужчины читают резолюции ООН и чтут уголовный кодекс, а потому, что дети для них важны и они не желают превращаться в «наказующую машину», даже если их к тому призывают.