Возвращение - Геннадий Ищенко

– Наши наверняка понесли большие потери, – сказал я Люсе. – Надо будет поговорить с Брежневым. Где только не воевали наши ребята после Кореи, и всегда это непонятно почему скрывали. Я читал, что родным погибших не делали никаких выплат. Может быть, и врали, но, если и платили, то гроши, а это неправильно. Одно дело, когда защищают свою Родину, хотя и это нужно прославлять и достойно вознаграждать, и совсем другое, когда посылают к чёрту на кулички.

Случай поговорить представился уже на следующий день, когда генсек прислал за нами машину.

– Оружие не бери, – предупредила Белова, – иначе придётся сдавать.

– Лежит в сейфе, – сказал я. – Сейчас уберу туда же документы и через две минуты будем готовы.

– Что так долго? – недовольно спросила Елена, когда мы сели в салон «Волги». – Это твои две минуты?

– Извини, забыл, что ни одна женщина не соберётся за две минуты, – ответил я. – Так что делайте поправку на мою подругу и приезжайте пораньше.

– Я лучше вообще никуда не поеду, чем ехать растрёпой, – обиделась Люся. – И не так уж много времени я у вас забрала.

– Не обижайся, – сказала Елена. – Просто Леониду Ильичу скоро нужно куда-то уехать, и он попросил доставить вас быстрее.

Водитель спешил, и уже через пятнадцать минут подъехали к нужному дому.

– Здравствуйте, молодёжь! – поздоровался Брежнев, когда мы зашли к нему в квартиру. – Хотел с вами пообщаться, но не думал, что вы так задержитесь. Можно было поговорить по телефону, но я уже стал забывать, как вы выглядите, да и Вика должна вот-вот прибежать. Не хотите посетить ёлку в Кремле?

– Спасибо, – поблагодарил я, – с удовольствием сходим. Леонид Ильич, не скажете, какие потери среди наших ракетчиков во Вьетнаме?

– Большие, – нахмурился он. – Пятая часть по людям и треть установок, но, по оценкам специалистов, спасли десятки тысяч вьетнамцев.

– Если бомбардировки не возобновятся, то не десятки, а сотни тысяч, – уточнил я. – И не обращайте внимания на тот хай, который поднимется на Западе, и наградите тех, кто достоин. И сделайте это открыто. Никто из наших противников не скрывает своих действий, одни мы всё засекречиваем. В результате страдают наши люди, а на Западе всё равно узнают и нас обвинят. Наплюйте! Семьям пострадавших нужно оказать материальную помощь. Кричим об интернациональном долге и всячески скрываем его исполнителей. Пошли на хрен все за бугром, кому это не нравится! В мире уважают силу, с ней и будут считаться. А наш народ это оценит! В моё время руководство сильно ругали за забвение тех, кто воевал во всех необъявленных войнах, начиная с Кореи.

– Мы рассмотрим этот вопрос на Политбюро, – пообещал он, – а я предварительно поговорю с Сусловым. Вы дождётесь Вику? Вот и хорошо.

На ёлку в Георгиевский зал мы не попали из-за Люси: поднимаясь по лестнице, она умудрилась потянуть связки на левой ноге.

– Уже двадцать шестое, а ногу ты растянула сильно, – сказал я плачущей подруге, – поэтому ёлка в Кремле однозначно накрылась. Ничего, живём не последний год, а пока хватит и наших ёлок.

– Я сама дойду!

– Я тебе дойду! – рассердился я. – Уже прошлась вчера сама, и какой результат? Обновила растяжение и теперь будешь опять валяться в постели. Поэтому скажи спасибо за то, что носят на руках!

– Спасибо.

– Так-то лучше! – Я взял подругу на руки и вышел с ней в прихожую. Здесь на ощупь обул старые осенние туфли, которые использовал для пробежек из одной квартиры в другую, открыл входную дверь и вынес Люсю на лестничную площадку.

Как назло, снизу поднимались соседи, живущие на пятом этаже.

– С наступающим Новым Годом! – поздравил я остолбеневшую пару. – Не обращайте внимания, у девушки травма ноги.

Пройдя мимо них, я открыл нашу дверь и занёс подругу в квартиру. Здесь уже собрались обе семьи. Два сдвинутых стола ломились от совместной готовки наших матерей, у окна стояла шикарная ёлка, а телевизор отодвинули и повернули так, чтобы всем было видно.

– Куда тебя сгружать? – спросил я. – Может, положить на тахту и кормить из ложечки?

– Посади на этот стул, – показала мама. – Здесь удобней сидеть и не придётся поворачиваться, чтобы смотреть телевизор. Садитесь, скоро начнут показ фильма!

– Давайте поедим, пока идут новости, – предложил я, – а то сейчас изойду слюной.

Мама принесла пюре, и все его наложили в тарелки, потом то же сделали с мясом.

– Остальное берите сами, – сказала она и села за стол рядом с отцом. – Наконец-то!

Объявили наш фильм, и в обвешенный гирляндами ламп самолёт начали грузиться Деды Морозы. Потом пошли титры, после которых показали заснеженную поляну с танцующими парами.

– Ешьте, пока всё не остыло, – сказал я, видя, что все уставились в телевизор. – Интересное не скоро, а нас покажут чуть ли не в самом конце.

Пока танцевали ряженые, мы утолили первый голод, потом с удовольствием послушали Пьеху. После её номера Хохряков выбрал себе в качестве охотников Леонова с Анофриевым и выдавал им музыкальные инструменты вместо ружей. Напевая шуточную песню, они пошли в лес искать артистов. Белоснежку с гномами, игру на пиле и братьев Мартьяновых с их плюшевым тигром смотрели без интереса. Интермедия Мироновых была откровенно слабой, но все смеялись. После азербайджанского квартета «Гайя», наконец, появилась троица комиков из «Кавказской пленницы». Сначала они просто бегали по лесу, а потом показали отрывок из фильма с песенкой о султанах. Выступление гимнастов и балет я посмотрел с интересом. Первая серия закончилась русским танцем.

– Когда покажут вас? – спросила Ольга. – Сколько ещё ждать?

– Примерно через полчаса, – сказал я. – Смотри балет. Красиво танцуют. «Вальс цветов» из «Щелкунчика». Всегда слушаю его с удовольствием.

– А почему Пьеха поёт второй раз? – спросила Ольга, когда зазвучал «Манжерок».

– Потому что она замечательная певица, – сказал я. – Магомаев тоже будет петь два раза.

– Уж басню можно было бы не рассказывать, – сказала Надежда. – Наконец-то он закончил!

– Майя! – обрадовалась моя мама, любившая Кристалинскую.

Певица поведала об ушедшем детстве, и начался танцевальный номер.

– Это Шубарин! – вскочила Таня. – Смотрите, как он будет танцевать!

– По-моему, ещё четыре номера, а потом будем мы, – припомнил я.

– А ты откуда знаешь? – удивилась Ольга. – Этот фильм показывают в первый раз!

– Режиссёр сказал, – соврал я. – Оттанцевал твой Шубарин, Танечка. Сейчас сыграет оркестр, а потом начнёт танцевать толпа таких же шубариных, только чёрных.

– Как это? – не поняла сестра.

– Балет Дагомеи, – объяснил я, – или то, что негры называют балетом. Да, забыл, будет ещё петь Адамо.