Дети нашей улицы - Нагиб Махфуз

— Сколько еще на нашей улице тех, кто сам стремится навстречу своей смерти! — с сожалением воскликнул Ханаш.

— Таких немного. По понятным причинам, — резко ответил ему Арафа.

Ханаш не отказался помогать брату. Глубокой ночью он, как тень, последовал за ним в пустыню. Аватеф, которая отчаялась отговорить их, оставалось только воздеть руки и молиться. Ночь была непроглядной. Месяц, появившийся вначале, скрылся. Прижимаясь к стенам, братья достигли тыльной стороны Дома, выходившей на пустыню.

— На этом самом месте стоял Рифаа, когда услышал голос аль-Габаляуи, — прошептал Ханаш.

Оглядевшись, Арафа ответил:

— Это рассказывают поэты. Я сам узнаю правду.

Ханаш благоговейно указал на пустыню:

— А там он сам говорил с Габалем. И посылал слугу к Касему.

— Здесь же, — недовольно продолжил Арафа, — был убит Рифаа, здесь нашу мать обесчестили и избили, а наш безмолвный дед и пальцем не пошевелил!

Ханаш положил на землю торбу с инструментами, и они принялись делать подкоп под стену, поднимая землю из ямы в этой же торбе. Они работали не щадя себя, пока не стали задыхаться от пыли. Казалось, что Ханаш старается не меньше Арафы, что он также горит желанием и страх ему неведом. Когда голова Арафы уже не виднелась из ямы, он произнес:

— На сегодня хватит!

Опершись на руки, Арафа поднялся на поверхность.

— Нужно прикрыть яму досками и засыпать землей, чтобы никто ее не обнаружил.

Они поспешили обратно, так как приближался рассвет. Арафа думал о завтрашнем дне. Завтрашний день будет удивительным. Он войдет в этот скрытый ото всех Большой Дом. И кто знает, может, он встретится с аль-Габаляуи и поговорит с ним?! Он поведает Арафе о прошлом, о настоящем, о десяти условиях и тайне его книги. Подобные мечты сбываются лишь в густом облаке дыма, выдыхаемого курящим кальян.

Вернувшись в подвал, он увидел, что Аватеф еще не ложилась. Сонная, она посмотрела на Арафу с упреком и проворчала:

— Ты будто с кладбища!

Скрывая свои тревоги, он весело произнес:

— Как ты хороша! — и прилег рядом.

— Если бы я что-то для тебя значила, ты бы со мной считался! — упрекнула она.

— Ты изменишь свое мнение, когда увидишь, что произойдет завтра.

— У меня на счастье только один шанс из тысячи!

Арафа засмеялся. Предрассветную тишину нарушил пронзительный крик. За ним последовали рыдания. Аватеф нахмурилась и пробормотала:

— Недобрый знак!

Арафа безразлично пожал плечами.

— Не упрекай меня, Аватеф! Ведь и твоя вина есть в том, что со мной происходит.

— Моя?!

— Я вернулся на улицу с одним намерением — отомстить за свою мать, — серьезно ответил он. — Когда же убили твоего отца, я решил расправиться со всеми надсмотрщиками. Но любовь к тебе изменила меня. Я понял, что с надсмотрщиками надо покончить не ради мести, а ради спокойствия всех жителей. Поэтому я и хочу попасть в дом деда, чтобы получить его силу.

Она долго смотрела на него. В ее взгляде читалась любовь и мучительный страх потерять его, как она потеряла отца. Он улыбнулся, чтобы приободрить ее. Рыдания снаружи становились все громче.

Когда Арафа спустился на дно ямы, Ханаш пожал ему руку на прощание. Арафа распластался и пополз на животе по прорытому тоннелю, в котором стоял резкий запах земли. Когда он высунул голову с другой стороны лаза в саду Большого Дома, в нос ему ударила чистейшая эссенция розы, жасмина и лавсонии, растворенная в предрассветной росе. Несмотря на чувство опасности, он опьянел от этих ароматов. Вот он вдыхает ароматы в саду, от тоски по которому умирал Адхам. Однако при тусклом свете звезд Арафа ничего не мог разглядеть, в глазах была сплошная темень. В саду царила зловещая тишина, лишь время от времени шелестели листья, которые гладил ветер.

Земля в саду оказалась влажной. Арафа подумал, что при входе в дом надо будет снять сандалии, чтобы не оставить следов на полу. Интересно, где ночуют привратник, садовник и остальные слуги? Стараясь не шуметь, он стал осторожно пробираться на четвереньках в сторону дома, который в темноте казался призраком. За этот отрезок пути Арафа пережил такой страх, которого не испытывал в жизни, ни когда бродил по ночам, ни когда ночевал в пустыне или на развалинах. Он дополз и прижался к стене. Рука его нащупала первую ступеньку лестницы, ведущей в гостиную. Если верить сказаниям поэтов, по ней аль-Габаляуи выгонял наружу Идриса. Так Идрис был наказан за то, что не подчинился воле отца. А что сделает аль-Габаляуи с тем, кто проник в его дом с целью узнать секрет его могущества? Однако спокойно! Разве им может прийти в голову, что кто-то дерзнет залезть в дом, который на протяжении всех последних лет был неприступен и защищен?

Арафа схватился за перила и стал на коленях подниматься до входа в зал. Он снял сандалии, сунул их под мышки и добрался до боковой двери, которая, как рассказывают поэты, ведет в покои. Вдруг он услышал кашель! Арафа застыл на месте и уставился в сторону сада, откуда шел звук. Он увидел тень идущего к гостиной. Арафа затаил дыхание, и ему показалось, что стук его сердца гулко отзывается по всей округе. Тень приближалась. Арафа продолжал подниматься вверх по лестнице. Возможно, это сам аль-Габаляуи. И он поймает его на месте преступления так же, как застал когда-то Адхама в тот самый утренний час. Фигура остановилась на пороге на расстоянии вытянутой руки от Арафы, прошла в другой конец зала и легла, похоже, на кровать. Напряжение спало, и оцепенение Арафы прошло. Скорее всего, это был слуга, который выходил в сад по нужде и вернулся в постель, а теперь вот громко захрапел.

Прежняя смелость вернулась к Арафе, и он поднял руку, нащупывая дверную ручку. Отыскав, он решительно повернул ее, мягко толкнул дверь, приоткрыл, чтобы можно было пролезть, проскользнул и закрыл за собой. Он оказался в кромешной тьме. Поводив перед собой рукой, наткнулся на ступеньки и стал бесшумно подниматься. Лестница привела его на террасу, освещенную вделанным в стену фонарем. Повернув направо, можно было попасть во внутренние помещения. Левая часть террасы тянулась до конца по всей ширине дома, а прямо перед ним была закрытая дверь в покои деда. Вот за этим углом стояла Умайма. Сейчас он войдет в эту дверь, как вошел в нее Адхам. В груди нарастал страх, Арафа призвал всю свою волю и смелость. Возвращаться назад было нелепо. В любую минуту мог появиться слуга и положить конец этому безумию, схватив его за плечо. Нужно было спешить!

На цыпочках он приблизился к двери, повернул блестящую ручку, которая поддалась его руке, толкнул дверь и вошел. Закрыв за собой дверь, он прислонился к ней спиной и ничего не увидел в сумраке. Осторожно переведя дыхание, он напряг зрение, но напрасно. Спустя несколько мгновений он ощутил удивительный аромат благовоний, наполнивших его сердце беспричинной тревогой и необъяснимой печалью. У Арафы не было сомнения, что он в покоях аль-Габаляуи. Когда же глаза привыкнут к темноте? Как собраться? Был ли в такой же ситуации кто-нибудь до него? Если не обрести вновь решительность и силу, можно провалиться в пропасть. Его ждет гибель, если он не просчитает каждое движение. Арафе вспомнились бегущие по небу облака, которым он бессознательно придавал причудливые формы, представляя то горой, то могилой. Он дотронулся до стены, определил направление и, пригнувшись, сделал несколько шагов, пока не задел плечом кресло.