Паразитарий - Юрий Азаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отец Иероним не сразу ответил. Он понял, что я слежу за его лицом. Он попытался даже перевести разговор на другую тему: "А боль действительно снялась", и хоть он это сказал, я все равно чувствовал, что он думает о моем вопросе.
— А на твой вопрос я отвечу, — сказал он, глядя на меня сурово. И мне от этого взгляда стало стыдно. — Все зависит от того, кого ты носишь в сердце своем, — вот тебе мой ответ, — сказал отец Иероним.
— Как это?
— Ну что ж, я готов тебе пояснить. Ты и сейчас, и всегда был весь во власти ожиданий, во власти встреч с добрыми и недобрыми людьми. Ожидание встреч — это твоя сущность. Я поведаю известную тебе историю. Я ее сегодня рассказывал в своей проповеди.
"Святой, богобоязненный человек Симеон жил на земле одной мечтой и надеждой — встретиться с Мессией Христом! И будучи водим Святым Духом, готовился к этой встрече. Когда Симеон встретился с Иисусом, земная жизнь потеряла смысл для него. “Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко, с миром!”
Все другие встречи стали для него теперь бесполезны. Он встретил Мессию! Он дождался Избавителя Израиля! Он получил в лице Младенца самое большое богатство и был самым счастливым человеком на Земле! Сердце Симеона ликовало!
“Ибо видели очи мои спасение Твое!”, в Иисусе он увидел славу народа своего Израиля, а также свет к просвещению язычников.
Человек, друг дорогой, день встречи Симеона с Богом стал самым счастливым днем в его жизни!
А твои многочисленные встречи и поиски не сделали тебя счастливым?
Послушай и поверь, Милосердный Спаситель Иисус Христос желает встретиться с тобой сегодня, сейчас, там, где ты находишься, и сделать тебя самым счастливым!
Желаешь ли ты этой встречи с Богом? Если да, пригласи Его в твое сердце и ты никогда не захочешь с Ним расстаться!"
— Вы это мне говорите? Или это ваша проповедь в Храме? — спросил я пристыженный и раздавленный.
— Я это тебе говорю…
— Именно сегодня у меня может произойти встреча с…
Отец Иероним ничего не ответил. Он собрал свои вещи. Подобрал волосы, надвинул на самые глаза головной убор и, попрощавшись со мной легким кивком головы, вышел из моей обители. Потом он вернулся и дал мне в руки книгу. Это была своеобразная богословская антология, и я, как только снова ушел мой гость, углубился в события первого века нашей эры…
Нет в мире ничего случайного, а все, что происходит, и все, чего мы ждем, сбывается. Я понял так, и в этом тысячу раз был прав отец Иероним, он об этом, собственно, мне и сказал: все зависит от того, кого мы носим в своем сердце — Бога или Дьявола. Я понял еще и то, что от моих притеснителей никуда не убежать, разве что в такое далекое Прошлое, откуда уже нет никому выхода, разве что вынесет тебя оттуда нелегкая. Я не помню, когда созрела эта моя мысль: бежать окончательно, даже если, возможно, навсегда — именно в первый век, чтобы лучше уж там, в Ведомом, расстаться навсегда с жизнью, принять мученическую смерть. Я знал о различных случаях погружения в Прошлое. Говорят, те многие неомученики, которые воспроизводили своей жизнью виа долороза, скорбный путь Христа, действительно погружались именно в первый век. Замечу сразу, наверное, не только мне, но и многим другим первый век нашей эры, такой блистательный и такой жестокий, такой переломный и первооткрывательский, понятнее и ближе, чем любое другое время, которое мы не знаем, считаем ближним, а на самом деле оно в такой отдаленности, что ни умом, ни сердцем к нему нет мочи приблизиться, да и надобности такой нет! Скажите, пожалуйста, кому интересно знать, что было в десятом веке до нашей эры или в десятом веке нашей эры? Кому нужны сплошные упадки, регрессы, примитивные казни, примитивное искусство, примитивное мышление? А первый век — тут рукой подать: закат великих греков, оказавшихся на самых верхних этажах человеческого духа, расцвет и легкое угасание римлян, великих философов и законников всех времен и народов, отчаянная попытка сохранить свой статус и свое духовное господство у иудеев и, наконец, рождение и смерть Христа, плеяда Апостолов — поистине новая вера на века, новый образ жизни, новые ценности. Истинное прошлое всегда ближе, роднее и притягательнее настоящего, а тем более неведомого будущего. Две трети своей жизни человек живет прошлым. И все-таки человек никогда не делал попытки сделать прорыв в настоящее прошлое, прорваться туда и включиться в тот ритм бытия, который не мог исчезнуть до конца. Который живет или оживает по своим законам!
Я догадывался, если я и окажусь в настоящем Прошлом, то это будет именно начало второй половины века, когда уже созрела новая эра, когда брошен был в темницу римского прокуратора Феликса Апостол Павел…
Не видимый никем, я шагнул в преторий иудейского царя Ирода Великого. Из разных источников я знал, что преторий включал в себя не только дворец, но и многие подсобные постройки, в которых располагались лейб-гвардия и охрана наместника, здесь же жили обслуга, повара, писари, поэты, философы, астрономы, предсказатели, гости из разных государств, купцы. В нижних помещениях была даже своя маленькая тюрьма, что-то вроде следственного изолятора, выражаясь языком конца XX века. В эту в общем-то благоустроенную темничку и брошен был Апостол Павел, иудей и римский гражданин. Кто знает, может быть, именно в этой темнице пребывал в свое время Иоанн Креститель, возвестивший приход Мессии, который тогда уже призывал народ к раскаянию и очищению. Именно он обвинил в распутстве правителя Галилеи. По наущению его жены Иродиады ее дочь Саломея упросила Ирода отдать ей голову Иоанна Предтечи, которую преподнесли ей на блюде во время пиршества в один из теплых майских вечеров этого злополучного и жестокого первого века. Иосиф Флавий, иудейский историк, подтверждал, что дело не в Ироде и не в распутной его жене, а в том, что Ирод сильно опасался волнений иудейских, боялся, как бы огромное влияние Иоанна на массу не привело к нежелаемым осложнениям. Докатились слухи до иродова дворца, будто зреет в пустыне иудейской новая эра и что на берегах Мертвого моря в районе Кумрана не признают власти первосвященников, хотя и верны заветам Моисеевым, что эта община кумранитов создала Новый Союз, называют себя сынами Света, хотят быть нищими, ибо только в нищете, считают они, пребывает Господня Благодать.
В такой же майский вечер несколько десятилетий спустя, а именно в пятьдесят восьмом году, в седой голове прокуратора Иудеи Феликса Марка Антония решалась сложнейшая задача: не отправить ли ему сразу бывшего римского воина и фарисея Савла в Рим, чтобы по пути его прикончили воинствующие иудеи, а о таких их намерениях он уже получил данные.
Феликс один сидел в триклинии. Сидел и размышлял. Дурные вести шли из Рима, буйствовал Нерон, раскрывший еще один заговор, бурлила Иудея, наводненная «ревнителями», борцами за свободу Иудеи. Мятежники и разбойники возникали в самых разных местах, и пламя мести сжигало дома богатых римлян и знатных иудеев. Повсюду возвещали о новом пришествии Христа его последователи. Они со своим смирением и робостью, своей готовностью покорно умереть, лишь бы торжествовала вера их, несли в себе более опасную смуту — мятеж духа. И этот мятеж приковывал сердца не только иудеев, греков и сирийцев, но и римлян, римских воинов и патрициев. Даже его любимая жена Друзилла, иудейка, чтившая иудейские законы, несмотря на свое неистребимое распутство, и она шепнула Феликсу: