Под чужим знаменем - Игорь Болгарин

– Нуте-с? Нуте-с? Я вам буду очень благодарен, если подскажете…

Кольцов благодушным и доверительным жестом слегка обнял округлые плечи градоначальника и отвел его к окну. Кольцов знал об истовой, неукоснительной исполнительности полковника и строил свой расчет именно на этой почти слепой готовности выполнить любое распоряжение, лишь бы исходило оно от стоящего выше по служебной лестнице. Ступени этой лестницы давались Щетинину туго, но он их упорно одолевал, робко, с надеждой взирая вверх, где лучезарно сияло генеральское звание, еще далекое, но такое желанное, предел всех упований, обетованная вершина. Жажда достичь ее любой ценой рождала в мозгу полковника даже некоторую изощренность.

Кольцов знал, что градоначальник любит подсказки. Вот и сегодня он сразу же почувствовал нетерпение полковника, но с подсказкой не спешил. Нужно помучить Щетинина ожиданием, чтобы он вернее заглотнул наживку.

Рассеянно и доверительно, словно проговариваясь слегка, но не желая этого обнаружить, Кольцов сказал:

– По секрету вам скажу, ожидается генеральное наступление… с неотвратимыми по своему значению результатами…

– Слава Тебе, Пресвятая Богородица! – благоговейно произнес Щетинин и мелко-мелко перекрестился.

Как бы спохватившись, что сказал лишнее, Кольцов замолк.

– Павел Андреевич! – умоляюще сложил руки на груди градоначальник. – Уважьте, смилуйтесь! Век не забуду. Ну хорошо, не говорите! Намекните. Правда – она круглая, ее обойти можно…

– Ну что ж, ладно, так и быть, – как бы окончательно решился на откровенность Кольцов. – Естественно, предвидится огромная переброска военных грузов, передислокация войск. А с транспортом, извините, из рук вон плохо. Вагоны – развалюхи, паровозы не ремонтированы, и главное – водить их некому, железнодорожников не хватает. Это уже смахивает на саботаж. Его превосходительство сегодня нервничал.

– Ах ты господи! Никак до всего руки не доходят! – стал жалостливо сокрушаться градоначальник.

А Кольцов между тем продолжал:

– Провезет машинист или еще кто из железнодорожников мешок муки в паровозе или пассажира, а транспортная охрана его – в тюрьму! А им только этого и надо…

– Вот прохвосты! Вот что делают! – возмущался градоначальник. – Ну, я им покажу кузькину мать… Премного благодарен, что предупредили. Я наведу порядок!.. Не смею больше беспокоить. Честь имею!.. – Мелкое рвение, как всегда, нуждается в немедленном действии, и градоначальник, воинственно бряцая шашкой, поспешил из приемной.

* * *

Начальник тюрьмы поручик Дудицкий сидел у себя в кабинете на столе, мрачный, с отупевшим, опухшим лицом, и сам с собой играл в карты.

Тут же на столе, рядом с огрызком яблока, стояла бутылка водки. Раньше, бывало, опрокинув рюмку и закусив яблоком, поручик аккуратно припрятывал бутылку, но потом махнул рукой – надоело. Да и что могло ему грозить?.. Если погонят с должности, то чем скорей, тем лучше для него. Сопьется он здесь, вконец сопьется оттого, что роль тюремщика не по нему, его воротит от смрада сараев, от всей этой возни с арестованными, от их ненависти, от их тяжелых, полных презрения взглядов.

Подумать только, его, боевого офицера не без заслуг, засунули дьявол знает куда и держат здесь! Два его рапорта с просьбой о переводе остались без ответа. Ну, он им подстроит, он всем им покажет! Кому и что – Дудицкий не ведал, но с пьяной отупелой настойчивостью продолжал кому-то мысленно грозить.

Потянулся к бутылке, хотел налить рюмку. Все, кончилась Божья влага. Повертев перед глазами пустую посудину, Дудицкий запел:

– Пупсик, мой милый пупсик!..

Дверь распахнулась, и на пороге вырос фельдфебель. Он испуганно доложил, подрагивая подбородком:

– Ваше благородие, господин градоначальник прибыли!

Во дворе, недалеко от ворот, стоял экипаж градоначальника. Сам полковник Щетинин, разминаясь, прохаживался на коротких ножках по булыжному двору, нетерпеливо ожидая начальника тюрьмы.

Подошел Дудицкий и попытался встать «смирно» для доклада. Но Щетинин отмахнулся и скомандовал:

– А ну показывайте, поручик, кто тут сидит!

Они прошли по двору и возле первого же сарая остановились.

– Здесь кто? – грозно посмотрел на фельдфебеля Щетинин.

Фельдфебель торопливо пролистал книгу.

– За политику которые, ваше высокоблагородие.

Градоначальник пошел к следующей двери.

– А тут?

– Всякие. А больше жулье.

– Открывай!

Завизжала обитая железом дверь. Градоначальник вошел в сарай, огляделся…

– Встать! – закричал фельдфебель.

С нар и с пола нехотя поднялись арестованные, выстроились полукругом. Градоначальник потянул носом, брезгливо поморщился:

– Ну и вонища у вас тут… хлев…

– Хуже не бывает, – обронил один из арестованных.

Градоначальник спросил у него:

– Фамилия? За что сидишь?

– Коломийцев моя фамилия.

– За фармазон арестован, ваше высокоблагородие, – доложил фельдфебель.

– Это что такое?

– Медное кольцо за золотое продал.

– Ишь ты! Шустрый какой! Ну, посиди, посиди, голубчик!.. Ты за что? – ткнул градоначальник пальцем косоглазого парня.

Тот шмыгнул носом, доложил обходительно:

– У фрайера бочата из скулы принял.

– Ты что, не русский?

– Это карманник, ваше высокоблагородие. Говорит, что часы из кармана у какого-то господина вытащил.

– Все здесь такие?

– Так точно.

Процессия направилась в другой сарай. Здесь среди арестованных находились Кособродов, его помощник Николай, а в стороне стоял Семен Алексеевич.

– За что посадили? – снова будто завел пластинку градоначальник.

– Сами не знаем, – ответил пожилой рабочий. – Деповцы мы, рабочие, значит, из паровозного депо. Кто-то нам листовки какие-то подбросил, шут его знает. У кого при обыске нашли, тех и забрали.

– Сукины сыны! – неизвестно в чей адрес выругался градоначальник. Ткнул пальцем в Николая: – А ты кто?

– Паровозный кочегар, ваше сиятельство.

– За что? – возмущенно воззрился на него градоначальник и повторил еще грознее: – Так за что?..

– На паровозе пассажира провезли… – недоумевая, ответил тот.

– Нет, что только делается! – взорвался градоначальник. – Паровозы не ремонтированы. Ездить на них некому. А эти здесь даром казенный хлеб жрут, бока отлеживают! Это же саботаж! Выгнать! Немедленно выгнать всех железнодорожников. Пусть работают. А кто не захочет работать добровольно, погоним силой.