Венгерский кризис 1956 года в исторической ретроспективе - Александр Стыкалин

Следующая встреча лидеров двух стран состоялась 4 февраля в приграничном словацком городе Комарно вскоре после поездки Дубчека в Москву, первой в новом качестве. Первый секретарь ЦК КПЧ сообщил венгерскому коллеге о том, что встретил в Москве 30–31 января весьма доброжелательный прием, пожаловавшись вместе с тем на сохранявшееся недоверие со стороны руководителей Польши, ГДР и Болгарии[638]. Дубчек откровенно делился с Кадаром своими планами реформ, рассказывал о находившейся в процессе разработки Программе действий КПЧ.

21 февраля Кадар отбыл в Прагу на торжества в связи с 20-летием февральских событий 1948 года, когда коммунисты в Чехословакии единолично утвердились у власти. На широко отмечавшийся юбилей прибыли представители многих компартий. Между тем в течение февраля партийные «либералы» и реформаторы укрепили свои позиции в государственном аппарате, овладев целым рядом новых должностей, особенно в сфере идеологии и массовых коммуникаций. Обновленное руководство, заинтересованное в ослаблении команды Новотного, санкционировали публикацию в прессе разоблачительных материалов, раскрывающих участие бывшего партийного лидера (и пока еще действующего Президента ЧССР) и людей из его окружения в репрессиях начала 1950-х годов. Все это не могло вызвать восторга в руководствах других стран советского блока. Зная об усилении «правых» тенденций в Чехословакии, гости решили все же не омрачать юбилейных празднеств открытой критикой в адрес хозяев. В Пражском Граде Кадар встретился не только с Дубчеком, но и с Новотным. Предчувствуя свой скорый уход с политической сцены и с нескрываемой обидой в брюзгливой манере выражая недовольство своим положением, Новотный в то же время довольно сдержанно высказался о Дубчеке, заявив, что в сложившейся ситуации предпочел бы видеть во главе партии именно его, а не кого-либо из более радикальных реформаторов[639].

Вернувшись в Будапешт и продолжая оттуда наблюдать за развитием событий в соседней стране, Кадар стал находить все больше оснований для беспокойств. Как вспоминал он впоследствии, к этому времени в Чехословакии начали происходить «странные», на его взгляд, вещи: когда оппозиция выступала с новыми требованиями, правительство неизменно шло на явные уступки, что не могло не настораживать венгерского лидера, который сам часто прибегал к компромиссам в отношениях, в частности с творческой интеллигенцией, но при этом, по крайней мере, вплоть до середины 1980-х годов никогда не терял контроля за ходом событий в своей стране[640]. В Чехословакии, однако, пресса уже фактически вышла из-под партийного контроля. Возникают и очаги внепартийной оппозиции – разного рода клубы интеллигенции. Впрочем, Кремль настораживали не только спонтанные проявления общественной активности, сопровождавшиеся публичными выпадами против доморощенного коммунистического режима и его советских покровителей, но в еще большей степени значительные кадровые перемены, лишавшие советскую сторону надежных и привычных партнеров, способных гарантировать подконтрольность Москве происходящих в Чехословакии политических процессов. Создавалось ощущение, что система рушится, КПЧ перестает быть хозяином положения, сдает свои властные позиции.

Озабоченность соседей ситуацией в Чехословакии в течение марта заметно усилилась[641]. Ульбрихт с «железобетонным» упорством «прусского унтера», как называл его еще Л. П. Берия, продолжал выискивать в Праге идеологическую крамолу и прилагал очевидные усилия для установления железного занавеса уже не только на западной, но и на южной границе ГДР. «Дурной пример» чехов совершенно не давал покоя и В. Гомулке, находившемуся в сложном положении – студенческие волнения в Польше достигли в марте 1968 года критической точки. В этой обстановке 23 марта лидеры Болгарии, Венгрии, ГДР, Польши, СССР и ЧССР съехались в Дрезден, чтобы обсудить ситуацию в Чехословакии. За два дня до этого, 21 марта, чехословацкие проблемы обсуждались на заседании Политбюро ЦК КПСС. Председатель Совета Министров СССР А. Н. Косыгин указал на опасность неконтролируемого развития событий по венгерскому варианту 1956 года Л. И. Брежнев в этой связи заявил о том, что для защиты социализма в Чехословакии нельзя исключать применения крайних мер[642]. В Дрездене Дубчеку и другим членам чехословацкой делегации пришлось выдержать «холодный душ»: из уст ряда выступавших – прежде всего Ульбрихта и Гомулки – звучали заявления о том, что «контрреволюция в Праге разгуливает на свободе»[643]. Имели место и личные выпады в адрес Дубчека. Выступление Гомулки «звучало так, как будто до января никаких вообще проблем с Чехословакией не было. Беды начались в январе», – вспоминал позже Кадар[644]. Брежнев был в меньшей мере склонен драматизировать ситуацию, чем дал повод для неудовольствия такого «ястреба», как украинский партийный лидер Π. Е. Шелест[645]. Генеральный секретарь ЦК КПСС все же указал на существующую, по его мнению, угрозу режиму в Чехословакии: «надо действовать, что-то предпринимать», – резюмировал он[646].