По ту сторону жизни - Александр Чиненков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— То есть должно было случиться то, что случилось только что у нас в порту, — поморщился гестаповец.
— Да, и плюс ко всему пострадало бы наше имя, — добавил с возмущением дон Диего. — Брату теперь всё равно, а со мной бы потом никто не стал иметь никаких дел!
— А вывод? Я хочу услышать ваш вывод! — потребовал Бюхер. — Город и порт подверглись бомбардировке! Пострадала верфь, взорваны баржи с горючей жидкостью, не имеющей ничего схожего с нефтью! И я хочу знать, почему танкеры были загружены не тем, что указано в документах, а смесью, которую мы не можем потушить уже второй день?
— Всё задумал и провернул вот этот господин, который сидит перед нами, — оживился и заговорил полковник Волкогонов. — Господин Быстрицкий успел всё рассказать мне до того, как у него повредился рассудок, и я…
— Грош цена всему тому, чего вы собираетесь здесь сказать, — перебив его, тут же возразил дон Диего. — То, чего Быстрицкий рассказал вам, полная чушь и попытка выкрутиться. Когда мы сидели в одной камере и я сказал ему, что расскажу всё, что от него и про него знаю, он набросился на меня и чуть не убил. Ладно, на помощь пришли полицейские…
— А что скажете мне вы? — нетерпеливо заёрзал на стуле Бюхер. — Что это за смесь, которая вытекла из ваших танкеров и которую никак не могут потушить?
— Что это за смесь, я не знаю, — пожал плечами дон Диего. — Я только от вас узнал, что танкеры перевозили не нефть, а что-то другое, что сейчас горит в порту. И вообще танкеры готовил к отплытию господин Быстрицкий… А загружались они ещё «патриотами», перед войной, когда ещё мой брат был жив! Как баржи, так и груз оформлены на господина Быстрицкого, а я всего лишь пассажир, приехавший в Германию совершенно по другим делам, которые, я думаю, мне дадут возможность урегулировать.
— Вы хотите сказать, что не имеете к танкерам и грузу никакого отношения? — округлил глаза сбитый с толку оберштурмбаннфюрер.
— Прямо в точку, — кивнул утвердительно дон Диего. — Документы у вас, внимательно их изучите, и отпадут все вопросы. Когда убили брата, баржи были уже загружены и готовы к отправке. Но, а смерть его и последующая за этим волокита с наследством, задержала отправку на ещё больший срок. В связи с тем, что сделка с закупкой зерна провалилась, я решил отказаться от закупок, перевозок и вообще решил продать свои танкеры.
— Вот как? — нахмурился Бюхер. — Но почему они здесь, в Германии, а не там, в Южной Америке?
— Зря вы поспешили отшибить мозги господину Быстрицкому, — усмехнулся дон Диего. — Кто-кто, а он точно знал, куда и с какой целью плывут через океан эти баржи! Хотя… Эти же самые вопросы можете задать господину Волкогонову! Это с его подачи готовилась атака на Ленинград и его подчинённый, я имею в виду господина Быстрицкого, занимался подготовкой и осуществлением операции!
— Вы так считаете? — заинтересовался Бюхер.
— Конечно, — вздохнул и развёл руками дон Диего. — Я продал баржи, а Быстрицкий купил их у меня… Для чего? Меня это как-то не интересовало…
— Лжец, тупица! — захохотал Волкогонов. — Как он мог купить у тебя баржи? На какие деньги?
— А мне откуда знать, — пожал плечами дон Диего. — Мы составили договор купли-продажи, и он через банк оплатил покупку!
— Чего ты мелешь! — перестав смеяться, напрягся полковник. — Владимир Александрович был у тебя в плену и он не мог ничего предпринимать и делать, находясь под контролем!
— Неправда, я не контролировал Быстрицкого, — едко улыбнулся дон Диего. — Как только опасность покушения на его жизнь миновала, я потерял всяческий интерес к его персоне. Это он предложил мне сделку по выкупу барж и груза, а я согласился, не видя в этом никакого подвоха.
— И ты можешь это доказать? — прорычал хрипло Волкогонов.
— Может, — ответил Бюхер вместо дона Диего. — Я видел эти документы, а мои люди уже изучили их.
Полковник смутился и покраснел.
— Странно, — промычал он. — Но мне ничего не известно как о самой сделке, так и об источнике, финансирующем её.
— Зато мне известно, — вздохнул и поморщился как от зубной боли дон Диего. — Сделку профинансировал английский банк и, предположительно, не без вашей помощи, господин Волкогонов. Для чего вы задумали и организовали перевозку этой жидкости, господин полковник, расскажете не мне, а гестапо. Заодно и объясните оберштурмбаннфюреру Бюхеру, почему танкеры в порту разбомбила английская авиация, а мне больше добавить нечего, разве что… Все доказательные документы уже у господина Бюхера, он подтвердит.
— Они все у меня и все изучены, — сказал Бюхер, закуривая. — Сейчас подъедет машина и заберёт вас в Берлин, господин де Беррио. А вас, господин полковник… — он выпустил в потолок струю дыма и посмотрел на сидевшего с угрюмым видом Волкогонова. — С вами нам придётся беседовать очень долго и плодотворно… Благо доказательств у нас вполне достаточно и вам придётся попотеть, опровергая их!
Выковав очередную деталь, кузнец отходил от наковальни к верстаку и со стороны наблюдал, как помощник «закалял» изделие в ёмкости с водой.
Главный инженер часто приходил в просторную и удобную кузницу и подолгу стоял возле Кузьмы, любуясь его работой. Он с удовольствием наблюдал, как рождаются великолепные прочные изделия, от которых глаз отвести невозможно.
…Жизнь пленных офицеров, работавших по специальности, изменилась кардинальным образом. Их разместили в приличной казарме с нарами и баком с питьевой водой. Двери были открыты, охрана — двое солдат. Кормили, как правило, стандартным пайком немецкого солдата, в который входили буханка хлеба, банка овощных консервов с кусочками мяса и пачка сигарет на двоих.
Кузьме за тяжёлую работу главный инженер распорядился выдавать добавочно 50 граммов сыра, 250 граммов колбасы, 100 граммов сахара и по выходным по бутылке шнапса.
Вопрос морали: работать ли на Германию на военном производстве подавляющим числом военнопленных решался просто, поскольку выбор был между жизнью и голодной смертью. В такие условия советских пленных поставила не только нацистская Германия, но и СССР, не подписав Женевской конвенции.
В отличие от концлагеря охрана завода относилась к русским пленным равнодушно. Не позволялось только разгуливать по территории ночами, пить спиртное и приводить в казарму женщин. А встречаться друг с другом и проводить в разговорах личное время не возбранялось.
Кроме кузнечных Кузьма исполнял и сварочные работы. В цеху на огромной площадке были уложены на деревянных подкладках три части фюзеляжа самолёта, в стыках одна к другой. Рядом с ним устанавливался газосварочный агрегат.
Кузьма внимательно осматривал уже зачищенные до блеска края фюзеляжа, брал в руки сварочную горелку, от которой к агрегату тянулись два шланга, и опускал сопло горелки к лежавшей на земле металлической балке, где тлели смоченные маслом «концы».