Всеобщая история любви - Диана Акерман

На следующей неделе при каждой высадке на берег нас встречали островитянки, преподносившие нам плотные благовонные гирлянды, сплетенные из плюмерий и трав. Через несколько часов цветы вяли, но это не останавливало местных жительниц, и они снова плели гирлянды или носили их до тех пор, пока те не высыхали, а встречая приезжих – надевали их им на шеи (пусть даже и на несколько часов, в течение которых сохранялся недолговечный, экстравагантный и всепроникающий запах).

Здание миссии Святого Хавьера дель Бака – превосходнейший из сохранившихся образцов архитектуры испанских колониальных миссий, властвовавших в пограничной Америке. Оно парит, как мираж в жару, в предместье города Тусона, в штате Аризона. Местные индейцы и их предки дали ему множество имен – таких, как «Белый голубь пустыни», «Меренговый свадебный торт» или «Крахмальный чепец монахини, в котором собираются воды». Ведь под неистовым солнцем пустыни и даже в сезон дождей, когда струящаяся с неба вода становится плотной, как студень, он выглядит потусторонне и сверхъестественно. Ослепительно-белый, украшенный огромными каменными львами и завитушками, собор миссии – самое высокое строение на много километров вокруг. Тщательно отделанный извне, богато украшенный внутри, он возвышается, словно на фоне театрального задника, среди кактусов, пыли и одноэтажных домиков резервации как нечто космическое, упавшее с неба.

Отец Эусебио Франсиско Кино, иезуит из Тирольских Альп, приехал в эту пустынную местность из далеких – почти таких же чуждых, как космос, – земель в 1700 году и решил построить здесь свою миссию. По-индейски деревня называлась «бак» – «место, где бьют родники», и поэтому он объединил это слово с именем своего святого покровителя – Франсиско Хавьера, – и в результате возникло нечто кросс-культурное и мелодическое: святой Хавьер дель Бак. Хотя отец Кино заложил основание церкви в 1700 году, на деле ее продолжали строить до 1797 года. Почти два столетия церковь была тесно связана с жизнью индейцев папаго.

Здание миссии сложено из обожженного на солнце кирпича. Снаружи оно оштукатурено, окрашено и скреплено известковым раствором, а украшающая его резьба на досках мескитового дерева сделана вручную. Оно высится и играет тенями под лучами солнца. У собора есть свой внутренний дворик в окружении крытых аркад. Есть колодец, деревья, служащие шпалерами, скотный двор, колокола, разносящие повсюду свой звон. В целом собор производит призрачное впечатление миража. А внутри он еще удивительней – причудливое смешение византийской, мавританской и позднемексиканской барочной архитектуры, включая причудливой формы тромпы в куполах, запертые на висячие замки деревянные двери, которые никогда не откроют – разве что тем, кто проходит через стены или уже отправился на небеса. Под окнами растянулся огромный багряный питон, шкура которого окрашена в огненно-красный цвет. Дюжины рядов деревянных сидений со спинками в виде резных полумесяцев, и все они обращены вперед, словно смотрящие на алтарь вечные прихожане. Резное темно-красное сердце, украшенное бело-зеленой гирляндой, помещено на одной из балок вверху, и через его центр проходит трещина. Это работа времени, а не результат страданий живого существа, но разве об этом скажешь верующим? Синие волны вздымаются и катятся вдоль всего свода на узком фризе, окаймленном тоненькой красной жилкой. А главный алтарь! Его резные деревянные столбы в стиле барокко с красными и золотыми инкрустациями на вид чем-то напоминают часовой механизм. Здесь представлены изваяния всех апостолов и Бога Отца, Девы Марии, святого Игнатия де Лойолы и святого Хавьера. Стены собора почти двухметровой толщины, как в склепе. От вида квадратных в сечении и сужающихся кверху позолоченных колонн рябит в глазах и щемит сердце. Сегодня, прямо напротив алтаря, расхаживает, словно дьявол во плоти, черная собака, и звучит, отдаваясь эхом, записанная на магнитофон месса, совершаемая братией монастыря и местными индейцами.

Но особенно поразителен и умилителен вид ангелов с реалистичными перьями на крыльях. Все они выглядят как белокурые европейские женщины, носящие миткалевые платья пастельных цветов и, в тон им, нижние юбки, ожерелья и изысканные кружевные манжеты. Разглядывая их корсажи из тончайших кружев и осиные талии, понимаешь, как представляли себе небеса те бедняки, которые молились здесь во времена, когда строилась миссия. Где еще можно увидеть ангелов в миткалевых юбках, двери-обманки в стиле Рене Магритта и картины-обманки в рамах, нарисованные на беленых стенах? Два резных ангела, как фигуры на носу старинного парусника, наклоняются вниз с арки храма, едва различимые над толпой верующих. Львы – символы Испании – тоже здесь, как воплощение чего-то более земного, но заслуживающего уважения. Каменные драпировки в мавританском стиле раздвинуты в стороны и закреплены голубыми декоративными витыми шнурами, тоже каменными. Это какой-то фантастический мир. Где мы? Плывем ли мы по пустыне, по океану или по волнам Леты?

В одной из ниш расположена гробница святого Франсиско. К ее белому кружевному покрову верующие прикрепили жуткие копии рук, ног, ступней, ладоней, коленопреклоненных фигурок, а также фотографии, пластмассовые больничные браслеты и другие предметы. Они надеются, что святой исцелит их физические недуги так же, как Бог исцелит их духовные немощи. Жарко горят толстые обетные свечи, воздух сгущается, и у верующих, сидящих на скамье рядом, полуобморочный вид – и от вводящего в транс созерцания, и от недостатка кислорода.

Мало что изменилось с тех пор, как в 1798 году здесь отслужили первую на Юго-Западе мессу в сопровождении музыки. Не изменилось ни само здание, которое высится как прохладная белая глыба среди обжигающей жары; ни ангелы, одетые как куколки из мультфильма «История игрушек»; ни индейцы, которые приходят или помолиться в собор с его сумасшедшей архитектурной эклектикой, или продавать свои поделки на соседней улице. Посетители часто засиживаются на скамейках внутреннего дворика, слушая внушительную тишину пустыни, улыбаясь при мысли о том, что небеса охраняют ангелы в корсетах, и дивясь смешению культур, представленному в этом каменном карнавале, – соборе миссии святого Хавьера дель Бака.

Но что здесь делают все эти святые и ангелы? Христиане позаимствовали милые им традиции у греков и римлян – в том числе и обычай почитать людей, превращая их в богов. Особую популярность он приобрел в Средние века, когда людям хотелось почитать не одно божество, а несколько, и Церковь, угождая им, составляла длинные списки святых. Некоторых объявили святыми потому, что они приняли мученичество или совершили чудеса. Даже Будда был канонизирован как святой Иосафат (искаженное произношение слова «бодхисатва»). Населяя небеса знакомыми ангелами и святыми, которые, как и земные люди, обладали своими характерами и профессиями, христиане перекинули мост между верующими и Богом – мост, по которому намного легче идти в сопровождении любви.

В самых эмоциональных и мистических своих проявлениях религиозная любовь во многом похожа на любовь эротическую. Джон Донн, не только священник, но и поэт, написал чувственное стихотворение, в котором просил Бога «разбить» его сердце и, продолжая его мучить, совершить над ним «насилие». Святая Екатерина Сиенская заявляла, что Иисус надел ей на палец свою крайнюю плоть как обручальное кольцо, и поэтому она стала его невестой, обручившись «не кольцом из серебра, но кольцом из Его святой плоти, потому что именно такое кольцо было отделено от Его тела при обрезании». Кроме того, святая Екатерина бичевала себя три раза в день: в первый раз – за свои собственные грехи, во второй – за грехи живых и в третий – за грехи покойных. Святые специализировались на самоотречении, самоистязании и прочих подвигах мазохизма как методах достижения религиозного экстаза. Монахи, монахини, священники и святые – все они писали о «страстях», «экстазе» и «единении» тем языком, каким обычно говорят о предельном чувственном наслаждении. Вот как описывает Распятие Блаженный Августин: