Глубокие раны - Неле Нойхаус

Кальтензее молчал.

— Что случилось с вашим зятем? Нам известно, что Томас Риттер был похищен людьми вашей службы безопасности. Где он?

— Я хочу говорить с моим адвокатом, — повторил Кальтензее хриплым голосом. — Немедленно.

— Господин Кальтензее, — Боденштайн сделал вид, будто он не слышал требования, — вы поручили вашим сотрудникам из службы безопасности напасть на Маркуса Новака, чтобы получить в руки дневники. Вы также распорядились похитить Риттера, чтобы он не мог писать биографию. Вы, как всегда, выполняли эту грязную работу для вашей матери, не правда ли?

— Мне нужен адвокат, — пробормотал Кальтензее. — Я хочу говорить с моим адвокатом.

— Риттер жив? — упорствовал Боденштайн. — Или вам безразлично, что ваша дочь от беспокойства за него почти лишилась рассудка? — Оливер заметил, как мужчина вздрогнул. — Подстрекательство к убийству — наказуемое деяние. За это вы отправитесь за решетку. Ваша дочь и ваша жена вам этого никогда не простят. Вы все потеряете, господин Кальтензее, если сейчас мне не ответите!

— Я хочу поговорить с моим… — начал опять Зигберт.

Боденштайн не обратил на это внимания.

— Вы тем самым оказали ей услугу? Если это так, вы должны нам сейчас об этом сказать. Ваша мать так или иначе отправится в тюрьму — у нас есть доказательства ее преступлений и, кроме того, показания свидетелей, которые доказывают, что истинной причиной смерти вашего отца был не несчастный случай, а убийство. Вы понимаете, о чем идет речь? Если вы немедленно скажете нам, где находится Томас Риттер, у вас еще будет шанс без особых потерь выпутаться из этого дела.

Зигберт вздохнул и закашлялся. У него было затравленное выражение лица.

— Вы действительно хотите отправиться в тюрьму из-за вашей матери, которая всю свою жизнь лгала и использовала вас?

Боденштайн какое-то время ожидал действия своих слов, потом встал.

— Вы останетесь здесь, — сказал он Кальтензее. — Подумайте еще раз обо всем спокойно. Я скоро приду.

Хеннинг и Мирьям сантиметр за сантиметром исследовали пол в помещении в поисках останков, а Пия с Элардом, Верой и Августой Новак покинули подвал.

— Я надеюсь, вы не преувеличиваете, — сказал Элард, когда они вышли на свет и прошли через бывшую террасу.

Августа Новак не казалась особенно напряженной, но Вере Кальтензее потребовался отдых. На ее руках все еще были наручники. Измученная, она села на кучу камней.

— Нет, все это так, — Пия поставила пистолет Кальтензее на предохранитель и засунула его за пояс брюк. — Мы знаем, что тогда произошло здесь. И если мы найдем останки и возьмем ДНК-пробу, у нас будут доказательства.

— Я, собственно, имею в виду Маркуса, — ответил озабоченно Элард. — С ним действительно очень плохо?

— Вчера вечером его состояние было критическим, — ответила Пия. — Но в больнице о нем теперь позаботятся.

— Это все моя вина. — Элард поднес руки к лицу и пару раз покачал головой. — Если бы я не связался с этим ящиком! Тогда бы ничего не случилось…

В этом он был, несомненно, прав. Люди продолжали бы жить, и все семейные тайны клана Кальтензее, как и прежде, оставались бы нераскрытыми. Взгляд Пии упал на Веру, которая сидела с неподвижным лицом. Как мог жить человек со столь тяжкой виной, оставаться таким холодным и равнодушным?

— Почему вы тогда не расстреляли мальчика? — спросила Пия.

Старая женщина подняла голову и пристально на нее посмотрела. В ее глазах и шестьдесят лет спустя пылала неприкрытая ненависть.

— Он был моим триумфом над этим человеком, — прошипела она, кивнув в направлении Августы. — Если бы не она, он бы женился на мне!

— Никогда, — бросила Новак. — Элард терпеть тебя не мог. Но он был слишком хорошо воспитан, чтобы дать тебе это почувствовать.

— Хорошо воспитан! — фыркнула Вера-Эдда. — Это смешно! Он все равно мне больше был не нужен. Как только мог он обрюхатить дочь евреев-большевиков? Он все равно потерял свою жизнь, за осквернение расы полагается наказание смертью.

Элард Кальтензее растерянно смотрел на женщину, которую в течение всей своей жизни называл матерью. На лице Августы Новак, наоборот, было написано удивление.

— Представь себе, Эдда, как бы повеселился Элард, — сказала издевательски Августа, — если бы он узнал, что именно твой брат, оберштурмбаннфюрер, перевоплотился в еврея, чтобы спасти свою шкуру, и жил так в течение шестидесяти лет! Самый жестокий нацист женился на еврейке и был вынужден говорить на идише!

Глаза Веры метали яростные молнии.

— Жаль, что ты не слышала, как жалобно он умолял сохранить ему жизнь, — продолжала Августа. — Он умер так же, как и жил, убогий, трусливый червь! Моя же семья, напротив, смело приняла смерть, не взывая к жалости. Они не были трусами, которые прятались, прикрываясь чужими именами.

— Твоя семья? Не смеши меня! — исходила желчью Вера Кальтензее.

— Да, моя семья. Пастор Куниш обвенчал нас с Элардом на Рождество 1944 года в библиотеке замка. Оскар не смог этому помешать.

— Это ложь! — Вера затрясла своими наручниками.

— Нет, это правда, — Августа кивнула и взяла Эларда за руку. — Мой Хайнрих, которого ты выдавала за своего сына, является бароном фон Цойдлитц-Лауенбургом.

— Таким образом, ему принадлежит Мюленхоф, — констатировала Пия. — Предприятие KMF в соответствии с законом также не является вашей собственностью. Вы все это время тайком пробирались по жизни, Эдда. И если кто-то вставал на вашем пути, вы его немедленно устраняли. Вашего мужа Ойгена вы собственноручно столкнули с лестницы, не правда ли? И мать Роберта Ватковяка, бедная горничная, служившая у вас, тоже должна была отправиться на тот свет. Кстати, мы нашли ее останки на территории Мюленхофа.

— А что мне оставалось делать? — Вера, переполненная гневом, не подумала о том, что своими словами призналась в содеянном. — Зигберт действительно хотел жениться на этой вульгарной особе!

— Возможно, он был бы с ней более счастлив, чем теперь. Но вы этому воспрепятствовали — и думали, что вам удастся скрыть все эти убийства, — сказала Пия. — Однако вы не рассчитывали на то, что Викки Эндрикат выживет в этой «мясорубке». Вы испугались, когда узнали про это число, которое было обнаружено рядом с трупами вашего брата, Ганса Калльвайта и Марии Виллумат?

Вера дрожала от ярости всем телом. Ничто больше не напоминало в ней благородную, дружелюбную даму, по отношению к которой Пия однажды испытала даже сочувствие.

— Чья это, собственно, была тогда идея — расстрелять семьи Эндриката и Цойдлитц-Лауенбурга?

— Моя. — Вера улыбнулась с очевидным удовлетворением.

— Вы увидели хороший шанс для себя, не так ли? — продолжала Пия. — Ваше вхождение в дворянское сословие. Но ценой этого была жизнь в постоянном страхе разоблачения. Шестьдесят лет все шло гладко, потом вас настигло прошлое, и вы испугались. Не за вашу жизнь, а за ваш престиж, который всегда был для вас важнее, чем все остальное. Поэтому вы распорядились убить своего внука Роберта и его подругу и стали подбираться к Эларду. Вы и ваша дочь Ютта, для которой также очень важна была ее репутация. Но теперь все позади. Биография будет опубликована. Включая первую главу, которая всех потрясет. Мужа вашей внучки Марлен вам не удалось запугать.