Бремя империи - Александр Афанасьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ястреб-ноль всем Ястребам! Вошли в оперативную зону! Расходимся!
– Вас понял, Ястреб-ноль, удачи!
– И вам! С нами Бог!
– С нами Бог, за нами Россия!
– Они могут уйти. В любой момент уйти, мы не знаем, какие норы ведут оттуда, мы знаем только то, какая нора ведет туда.
– Мы первый раз получили точные данные.
– Этого мало…
До вертолетов было секунд тридцать, тихий рокот турбин и свист винтов уже слышался в отдалении. Влажный после прошедшего ливня воздух приглушал звуки. Времени на раздумья уже не было.
– Иван Иванович, встретьте вертолеты. Пусть начинают штурм немедленно, иначе эти уйдут.
– А вы?
– А я прогуляюсь по окрестностям.
Выскочил из машины, огляделся. Надо понять, где эти ублюдки и как будут сваливать. Там внизу – явно оголтелые, не боящиеся смерти фанатики. Они останутся внизу и будут драться до конца (хотя какое «драться до конца» – подрыв подземного заряда убьет их всех), а Бен Ладен и с ним пара человек личной охраны попытаются выскочить из кольца.
Думай!
Как они будут уходить? Не пешком же! Что-то должно быть…
– Должна быть машина! – внезапно произнес я вслух.
– Какая машина? – недоуменно поинтересовался Иван Иванович, который тоже успел вылезти из машины и теперь всматривался в небо, уже разрываемое лопастями вертолетов.
– Вы знаете этот район?
– Знаю. Как и любой другой.
Машина должна где-то стоять. Причем не просто на улице стоять – надо учитывать возможность оцепления, повального обыска – она должна стоять где-то там, где она может стоять годами! А это может быть только стоянка! Подземная автостоянка, еще желательно и выходящая куда-нибудь на другую улицу.
– Здесь есть автостоянка? Подземная?
– Есть, конечно. Вон там пройти – и на соседней улице.
– Куда она выходит?
– Немного проехал – и на Маазру выходишь…
Карниз Маазра! Улица через весь город, даже не улица, а скоростное шоссе.
– Я пошел. – Я сунулся в машину, достал снайперскую винтовку, повесил себе за спину. На плечо повесил «штайр». Один магазин всего, тридцать патронов – ну и то хлеб.
Вертолеты уже висели в небе, по тросам на землю скользили десантники….
– Стойте здесь, эфенди! Я проверю.
Облава оказалась неожиданной – об обычной облаве их бы предупредили сразу, как только департамент жандармерии додумался бы до такого. Но факт оставался фактом – их предупредили только тогда, когда боевые вертолеты уже зависли над кварталом, а по тросам скользили морские десантники. Стало понятно, что надо уходить. И как можно быстрее…
Эвакуация была отработана до мелочей, боевиков из Аль-Каиды и Исламского джихада консультировали лучшие специалисты из британской разведки и двадцать второго полка особого назначения. В любом подземном убежище, которыми изобиловал Бейрут еще со времени сопротивления, был как минимум один тайный выход. Был он и здесь, в убежище под лавкой старьевщика Али – извилистый подземный ход вел в соседний переулок аль-Шарб. Там, на трехэтажной подземной стоянке, закрытый пледом стоял самый настоящий полицейский автомобиль «Рено» – и его стоянка всегда оплачивалась на год вперед. В нем были документы, позволяющие в случае необходимости выскочить из кольца.
Сейчас начальник охраны Пророка по кличке «Абу Интикваб», осторожно придерживая автомат, подошел к стальной двери, ведущей на стоянку. Она была замаскирована под дверь, ведущую в распределительный шкаф. Там даже было оборудование и источник шума, удачно имитирующий звуком гудение настоящего электрического трансформатора. Но в нем почти не было необходимости – многозначительные череп и кости на двери надежно избавляли от любопытства.
Начальник охраны осторожно отодвинул в сторону панель с фальшивым электрооборудованием, прислушался. Одной из проблем было то, что в этой проклятой двери нельзя было сделать глазок – распределительных щитов с глазком в двери не бывает. Если их предали – то с той стороны их ждут полицейские и жандармы, а на дверь направлено не меньше десятка стволов. Что же, будь что будет, Аллах велик – с этой мыслью Абу Интикваб осторожно толкнул дверь с черепом и костями…
Но за ней никого не было. Ни жандармов, ни полицейских, ни автоматов, ни криков «стоять!». Только тусклый свет ночного, дежурного освещения, ровные ряды машин, в таком освещении кажущихся все как один черными…
– Чисто! – обернувшись, сказал он.
«Рено» завелся «с полтычка» – специально отряженный для этого дела человек каждый месяц проверял состояние машины и делал короткую поездку на ней. Он не знал, для чего здесь стоит эта машина, просто получал неплохие деньги и делал то, за что ему было уплачено. Сейчас все эти вложения – можете себе представить, как дорого делать все эти лазы в каменистой почве побережья, да еще тайно, – все эти вложения окупились сторицей…
Абу Интикваб приготовил пистолет с глушителем – на всякий случай. Там, наверху, на выезде, в будке перед шлагбаумом, сидел один дежурный охранник. Его стоило убить – никто не должен был видеть машину. Пока во всем разберутся, пока найдут подземный ход – они уже будут за городом….
Машина выехала на крутую, ведущую вверх спираль. Паркинг был большой – пять этажей вверх и три – вниз, под землю. Машины перемещались с этажа на этаж по крутой, отлитой из бетона спирали, где могли разъехаться, хоть и с трудом, две машины…
Минус третий этаж. Минус второй этаж. Минус первый…
Аллах всемогущий!!!
Ночного охранника в освещенной будке – прекрасная цель, как в тире – на месте не было. А вместо него там стоял человек, целящийся в машину из какого-то уродливого, странно выглядящего оружия. Абу Интикваб осознал, что происходит, но не успел даже крикнуть – свинцовая плеть стегнула по машине…
Отложив в сторону замолкший автомат, я подошел к расстрелянной машине. Исхлестанный пулями «Рено» по инерции врезался бампером в шлагбаум, но пробить его не смог. Все стекла были разбиты пулями, лобового стекла не было вообще. Преодолевая отвращение, открыл заднюю дверь, сунулся в салон, повернул к себе прибитого пулями к сиденью высокого, одетого в длинную белую галабию человека. Запомнил его лицо, затем проверил остальных, тех, что сидели впереди. И у того и у другого было оружие.
В этой машине на сиденьях распластались три человека, чьи жизни оборвались в одну и ту же секунду. Оборвались моей волей – волей судьи и палача. Еще три жертвы на залитом кровью алтаре беспощадной многолетней войны. Но все правильно, все – справедливо. Тот, кто убивает женщин и детей, тот, кто взрывает и жжет, тот, кто отринул человеческие законы и живет по законам беспредела, – тот и сам в любой момент может стать жертвой беспредела.