Дублин - Эдвард Резерфорд

— Но никто из нас не знает, как ему помочь. Епископ предположил, что из него, возможно, может получиться священник. У него есть мозги, а вот призвания нет. — Нари задумчиво смотрел на Фортуната и продолжил: — В нем есть все лучшее, что может быть в молодом человеке, и все худшее. У него очень острый ум. Поставьте перед ним задачу, и он набросится на нее, как ястреб. И справится с такой энергией, которой я восхищаюсь. Я давал ему книги. И он просто пожирал их. Но ему недостает стержня. Я даже не уверен в его убеждениях. Как только вам кажется, что вы завладели его вниманием, он вдруг отворачивается от вас, как будто его уносит ветром в небо. И вы теряете его в одно мгновение. — Нари помолчал. — Им владеет ужасная, темная страсть, — с сожалением добавил он.

— Я спрашивал Моргана Макгоуэна, есть ли что-нибудь такое, что мне в особенности следовало бы знать, — заметил Фортунат. — А он ответил, что я должен спросить у вас. Вот я и гадаю, что это может быть.

— Ах… — Священник вздохнул. — Должно быть, это девушка.

— Он не говорил ни о каких девушках.

— Очень на него похоже. Видимо, он промолчал, потому что, на его взгляд, эта девушка принадлежит мне. — Доктор Нари уставился на книжную полку, где три непроданных экземпляра его перевода Нового Завета составляли компанию друг другу. — Китти Бреннан. Служанка в этом доме. Ее родные живут в горах Уиклоу. Бедные фермеры. Я чувствую ответственность за нее. Поэтому я плохо отнесся к тому, что молодой Смит сделал девушку своей возлюбленной.

— Он ее соблазнил?

— Не могу сказать. Все, что я знаю, говорит об обратном. Но мне пришлось просить у него обещания больше с ней не встречаться.

— И он послушался?

— Нет. И мне придется отослать ее домой. Мы можем только надеяться, что никаких горестных последствий не будет.

— Теренс ничего об этом не говорил.

— Он не знает. Все случилось совсем недавно, с неделю назад.

— Конечно, тогда девушке следует немедленно уехать, ради всех.

— Да. Но она хороший человек, и мне жаль отправлять ее обратно в жалкий дом. Но… — Священник покачал головой и вдруг взорвался: — Молодой дурак! Он мог бы далеко пойти! Во всяком случае, настолько далеко, насколько это нынче возможно для бедного католического парня в Дублине.

Фортунат задумчиво наблюдал за священником. Было ясно: Нари разочарован в своем непростом подопечном.

— Вы говорите, он много читает.

— Прочел половину моей библиотеки.

— Раз в месяц он приходит к Теренсу, обедает с его семьей, как вы, наверное, знаете. Полагаю, я мог бы поступать так же. Но мне скоро нужно будет на несколько дней поехать в графство Каван. Скажите, я мог бы взять его с собой? Это могло бы удержать его от глупостей.

— А я мог бы отправить девушку домой, пока его нет… — задумчиво произнес Нари. — Это может оказаться к лучшему. Но вы храбрый человек, если готовы взять его в поездку. А с какой целью вы туда едете?

По тону Нари было понятно: тот, кто отправляется с богатой фермы в графстве Килдэр в северные области Каван, с их болотами и маленькими озерами, выглядит странно в его глазах.

— Я хочу навестить одного старого друга, школьного учителя. Он ученый человек и очень остроумный. Мальчику он может показаться интересным.

Доктор Нари внимательно выслушал его, а потом бросил на Фортуната проницательный взгляд:

— Школьный учитель, говорите, и живет в Каване? А как именно называется то место, где он живет, можно спросить?

— Килка.

— Килка?! — Нари хлопнул ладонью по столу. — Мне следовало догадаться. Килка. — Он покачал головой. — А скажите-ка мне, там будет кто-нибудь еще из Дублина?

— Да, уверен. Еще один его старый друг. — Фортунат усмехнулся. — Думаю, вы уже поняли. Настоятель церкви Святого Патрика.

— Так я и знал! — воскликнул Нари с отчасти насмешливой досадой. — Но это ужасно несправедливо. Вам следовало взять с собой меня, Уолш, а не молодого Смита!

— Уверен, вам там были бы рады.

— Возможно. Надеюсь. Но у меня есть обязанности здесь. — Он вздохнул. — Я себя чувствую как почтенный брат в притче о расточительном сыне. Вот я здесь, преданно тружусь, служа Господу, а в Килку отправляется юный повеса! Что ж, вы окажетесь в наилучшем во всей Ирландии обществе!

— Не могу не согласиться.

— Ладно, везите его в Килку, — простонал Корнелиус Нари. — Возьмите его с собой ради его же блага. И я очень надеюсь, что вы об этом не пожалеете.

— Уверен, я сумею с ним справиться, — сказал Фортунат.

— Может быть. Но предупреждаю вас, вы очень серьезно рискуете.

Несколько часов спустя трое братьев встретились в их родовом доме в Белфасте. Они были грустны.

Снаружи лил дождь. И если Дублин все еще купался в лучах вечернего солнца, здесь, в восьмидесяти милях к северу, сырой ветер с запада гнал густые серые тучи с гор Морн и ливень обрушивался на большой порт Белфаст.

Прошел уже месяц с тех пор, как умер их отец, этот достойный, богобоязненный шотландец из Ульстера. Мать они похоронили десять лет назад. И от всей семьи теперь остались Генри, Джон и Сэмюэль Лоу.

Генри смотрел на братьев. Мы вполне достойные молодые люди, думал он. Мы любим друг друга, насколько можем, а когда любить трудно, всегда остается преданность. За это мы и держимся.

— Ну, Сэмюэль, ты наверняка уже принял решение. Какое? — Джон, старший, сразу перешел к делу.

Он был высоким и темноволосым, как их отец. И трудолюбивым. А теперь он, без сомнения, стал главой семьи.

Сэмюэль, самый младший, возможно, именно поэтому и самый веселый и добродушный, улыбнулся. По сравнению с братьями он был заметно ниже ростом и даже слегка полноватым. Волосы песочного цвета с красноватым оттенком он унаследовал с материнской стороны, предполагал Генри. Но Сэмюэль всегда знал, чего хочет, и, несмотря на легкий характер, как считал Генри, упрямо шел к цели.

— Я уезжаю, — сказал Сэмюэль. — На следующей неделе отходит подходящий корабль. Я уезжаю в Америку.

Джон кивнул. Если брат отправляется в Америку, то они, скорее всего, никогда с ним больше не встретятся.

— Мы будем по тебе скучать, — тихо произнес он.

Для Джона, который никогда не показывал своих чувств, это уже было очень много. Но даже теперь, отметил Генри, он не сказал: «Я буду скучать», он сказал «мы». Это как бы отражало семейный долг, а не личные чувства. Генри улыбнулся себе под нос. Нет, Джон никогда не изменится. Он такой же, как их отец.

— Но я думаю, ты прав, Сэмюэль, — серьезно продолжил Джон. — Уверен, я и сам бы поехал, если бы не…

Договаривать было незачем. Джон пока был единственным из них женатым человеком, и все они прекрасно знали, что его жена откровенно выражает свои мысли. У нее была большая семья в Ульстере, и она не имела ни малейшего намерения расставаться с родными.