Влюбляться лучше всего под музыку - Елена Соколова

— Здравствуйте, — вдруг говорит она кому-то, останавливаясь на пороге.

Впечатываюсь лбом в ее спину. Осторожно выглядываю. В гостиной, на удивление, почти полный порядок, возле окна стоит светловолосая девушка с тряпкой в руках и вытирает пыль. Рядом с ней таз с водой.

— Добрый день, — произносит она, с интересом оглядывая нас. — А вы…

Не успевает договорить, потому что сидящий рядом в кресле мужчина лет пятидесяти вдруг резко бледнеет, вжимается в кресло и изрекает:

— Говорил же, белочка. Вот опять. Точно пить больше не буду. Сашка, вызывай скорую!

Девушка испуганно бросает тряпку в тазик с водой и подбегает к нему:

— Что такое, Петрович?

Едва начинаю узнавать в этом гладковыбритом и коротко остриженном мужчине с морщинами на лице того пьянчугу, который хватал меня вчера за ногу, как он, показывая на меня пальцем, начинает заикаться:

— Стоит к… как живая!

Девушка приседает возле него, берет за руку и спрашивает:

— Кто? Где? — Переводит на нас взгляд, обратно на него. — Так это, наверное, студентки к тебе пришли. Успокойся.

— Сонька моя! — Он прищуривается, не прекращая дрожать. Его синие глаза смотрят с тревогой, с недоверием. Машку они словно не замечают. Буравят меня, словно пытаясь прожечь насквозь.

— Что такое? — Интересуется молодой мужчина, открывший нам дверь. — Тебе плохо, Петрович?

Тот трясет головой. Молчит.

— Слишком много лекарств. Наверное, чудится что-то, — делает предположение девушка. — Вы зачем пришли?

Хватаю Машу за руку:

— Я сама. Хорошо? — Подхожу ближе. Почти вплотную к мужчине, едва не теряющему сознание при виде меня. Беру табуретку и присаживаюсь напротив, позволяю рассмотреть себя, как следует.

Его взгляд скользит по моему лицу, проходится по сиреневым волосам, немного задерживается на глазах и успокаивается. Теперь в нем больше ясности, чем минуту назад.

— Вы… — Его грудная клетка вздымается от частого дыхания. — Вы просто очень похожи… на… на мою…

Поворачиваюсь к стеллажу и вижу фото моей матери. Оно стоит на прежнем месте, в рамочке, заботливо вытертой от пыли, видимо, девушкой-соседкой.

— На мою Соню, — выдыхает он. — Только глаза. Они… Они…

— Они у меня синие, — киваю в ответ.

— Да, — соглашается мужчина, вглядываясь в них пристальнее.

— Совсем как у вас. — Горько замечаю я. — И есть подозрения, что вы — мой отец.

— Аня… — качает головой подруга.

— Что, вообще, происходит? — Спрашивает девушка.

Мужчина в кресле как-то странно начинает обмякать, расслабляться и заваливаться набок. Вскрикиваю, когда вижу его закатившиеся глаза.

— Что ж ты вот так сразу-то, — взволнованно шепчет Машка, наблюдая, как Петровича пытаются привести в себя, тормошат и хлопают по щекам. — Угробила отца.

— Простите, — виновато мямлю под всеобщими недовольными взглядами. — Это не нарочно.

— Представь, что ты сейчас прорепетировала, как сообщишь Пашке о будущем отцовстве, — усмехается Сурикова, облегченно выдыхая, когда мой предполагаемый отец начинает жадно хватать ртом воздух.

— Здравствуйте еще раз, — улыбаюсь растерянно. — Простите, что напугала.

Мы провели в квартире Германа еще три часа. Все это время разговаривали, помогали его соседям приводить в божеский вид квартиру и самого ее хозяина. Петрович оказался на удивление легким в общении человеком. Веселым и умным. Они познакомились с моей матерью, когда он преподавал у нее в университете. Чтобы сблизиться с ученицей, молодой педагог начал посещать ту же театральную мастерскую, что и она. Оказалось, у них много общего, начали встречаться, много времени проводили вместе.

Все вокруг были против этих отношений: коллеги, друзья, его родители-академики. Но это не остановило влюбленных — они решили сыграть свадьбу. В назначенный день, когда София и ее родственники собрались в ЗАГСе, Герман… просто не пришел. Он струсил. Не знал, что на него нашло. Долго стоял с букетом у дверей, но так и не решился войти. Сам не знает, как объяснить тот поступок. Испугался того, что был слишком молод, что все родные от него отвернутся. Терзал себя сомнениями, любовь ли это — слишком быстро все у них получилось.

А когда невеста вышла из здания, ее отец не дал даже подойти, чтобы объясниться. Утащил его за угол и там избил до полусмерти. Сколько потом парень не пытался звонить и искать встреч с любимой, ему не позволяли этого сделать. Моя мать была смертельно обижена, ничего не хотела слышать, а потом и вовсе уехала из города. Однажды Герману сказали, что якобы видели ее гуляющей по улице с маленьким ребенком, он пришел к ее родителям, но по старому адресу те больше не проживали.

Все эти годы он мучился чувством вины, корил себя за то, что предал ту единственную, что любил. Искал, спрашивал, делал запросы, надеялся, что все еще можно исправить. Даже если она замужем, и у нее ребенок. Даже если ненавидит и проклинает. Ему хотелось просто попросить прощения. Но все оборвалось пять лет назад, когда он встретил на улице мать Софии, мою бабушку. Та холодно сообщила ему о смерти дочери и просила больше не тревожить ее семью.

Они знали. Они все знали, что у меня есть отец. Не важно, захочет ли признать меня, захочет ли видеться, общаться со мной, он у меня был. Что бы он ни сделал, это был мой отец. Мой! Но они предпочли наказать его таким способом.

А наказали меня.

Трудно поверить, что ты, прожив всю жизнь в одиночестве, вдруг окажешься чьим-то родителем. Герман смотрел на меня, как на видение, словно не мог поверить глазам. Узнать, что твоя любимая жива, что у тебя есть дочь, что скоро появится внук… Да он был потрясен не меньше моего и выглядел совершенно беспомощным.

Маша уехала на работу, а мы с ним и его соседями еще долго сидели на кухне. Разговаривали, копались в памяти, пытались лучше узнать друг друга. Поразительно, но после подсчетов выяснилось, что в день их несостоявшейся свадьбы мама была уже на втором месяце беременности. Да, он страшно ее обидел, да, унизил, но почему даже в двадцать лет она не хотела, чтобы я узнала о нем? Может, боялась, что самой снова придется встретиться с ним лицом к лицу?

Остается только гадать. Или спросить у нее самой. Во всяком случае, мой отец планировал сделать это в ближайшее время. После того, как наведет полный порядок в своей жизни и мыслях. Ему незачем было жить. Он не нашел свое счастье. И даже не искал.

Он помнил все так, будто это случилось только вчера.

Вот стоит у дверей с букетом в строгом костюме с отцовского плеча. Вот раздумывает, не совершает ли ошибку, о которой все вокруг говорят. Вот отыскивает в душе слова о том, что любит ее и просто не хочет торопить события. Потом понимает, что не сможет жить без нее, хочет все исправить, но вот уже и жизнь вместе с тяжелым ударом будущего тестя отправляет его лететь под откос. Больницы, кома, капельница, трость, хромота…