Оковы призрачных вод - Бранвена Ллирска

— А с каких это пор ты перешла на стариков и детей, Фьёль? — Киэнн под шумок готовил чары невидимых оков. Против сильного мага их нужно использовать максимально осторожно. — Или нормальные взрослые мужчины-фейри тебя уже не хотят?

Мару перекосило — удар по живому, вне сомнения.

— Смотри, чтобы я не перешла на твою строгую госпожу!

Мимо, дорогуша, таким ты меня не пробьешь, у меня превосходный класс брони.

— А пуп не развяжется?

Киэнн бросил формулу в рыжую демоницу. Фьёль отразила чары одним небрежным жестом и едва не вернула сотворившему их магу. Ничего себе!

— Значит, быть ночным горшком для змееглазой гадины тебе не в тягость? Ну, чему удивляться, ты же всегда был из расы рабов.

Занятный выпад. Еще любопытнее, что мара также, как и он сам, отнюдь не спешила применять летальную магию, ту же Темную Петлю, которой мимоходом расправилась с Эллой, в его адрес отправлять и не порывалась. Вместо нее в Киэнна полетели чары непреодолимой слабости. Ну, детские игрушки же! Под эту формулу на уроках Эрме он попадал раз пятьсот, так что уже на уровне рефлексов. Киэнн рассеял направленный в солнечное сплетение сгусток и тут же слепил свой, ответный.

— Кто поставляет тебе такую низкосортную дурь? Спросила бы меня, где взять получше.

Клубок взорвался под пальцами, в мозгу расцвела маленькая Хиросима боли. Мара работала на опережение. Хорошо еще, что эти чары Киэнн сплетал больше для отвода глаз, в четверть силы.

— Ах да, я и забыла, что наш добрый король историю учить не изволил!

Она плеснула в него проклятьем дурного глаза. Ерунда какая, за кого она меня держит? Однако все интереснее и интереснее. Кто ей это все рассказал? Ну, не Эрме же! И вряд ли Эйтлинн. Или это так, с потолка?

Снаружи истошно завыла пока отдаленная сирена. Пора с этим делом закругляться, и без того на глазах трех-четырех десятков смертных причиндалами меряемся! Хотя, большая половина завсегдатаев паба уже благоразумно слиняла.

— Ах да, я и забыл, что обычным, заурядным фейри законы знать не обязательно. Вот только расплачиваются потом все одинаково: что короли, что рабы, что сбрендившие шлюхи.

Киэнн банально швырнул в готовую взорваться мару снопом искр — она разметала их, как надоедливую мошкару и накрыла его могучей волной пламени, учись, мол, студент. Кажется, «Хурди-гудри мэн» сгорит ко всем чертям. Киэнн аккуратно шагнул в туман фит фьяты, оставив вместо себя корчащуюся и вопящую в языках огня иллюзию-двойника. Фьёльреанн опешила — похоже, такого поворота она тоже не ждала. И что самое главное: купилась. Не так уж ты хороша. И для чего-то я тебе, вероятно, нужен. Мара закусила губу и спешно погасила пламя. Но поздно. Двойник рассыпался в прах, а его оригинал, воспользовавшись секундной паузой, погрузился в кратковременный транс и одним махом вдохнул подобие жизни во все деревянные столы, скамьи, стеллажи и табуретки паба. Ну а что? По стопам старика Гвидиона и бессовестно шпионившего за ним Талиесина. У них была Битва Дерев, у меня будет Битва Столов. И дрогнули небо и потолок от четвероногой поступи тяжелого лакированного дуба, и береза, мудрейшее из деревьев, устремилась в бой, вскинув могучие полки. Короля-тиса тут, конечно, не было, дороговата у него древесина, но тем лучше — не люблю конкуренции.

Фьёльреанн растерялась окончательно, к такой атаке она точно не готовилась. Еще бы, чары-то отнюдь не готовая стандартная формула-полуфабрикат! Даже есть чем гордиться. Мара попятилась, когда деревянное воинство стало зажимать ее со всех сторон, метнула в стройные и не очень ряды ходячей мебели новый сгусток огня — дудки, милочка, этот дубово-березовый народ теперь под моей защитой, а живой плоти, костей и суставов, которые ты могла бы сломать, у них просто нет. Киэнн распахнул все двери и окна паба, заставив дождь хлестать плетьми, заливая длинный зал до самого камина, магическое пламя, зашипев брачным клубком змей, умерло на подлете.

— Знаешь, Фьёль, это будет очень смешно, если тебя растопчет шкаф. Представляешь, как будет выглядеть твой некролог?

Он поймал пока слабую, едва трепещущую волну ее страха и стыда, густо домешал ядреных дрожжей сомнений и заставил варево бродить вовсю. Этот поединок почти наверняка сожжет мозги ему самому, ну и хрен с ними!

Мара сломалась. Завизжала, как малая девчонка при виде крысы, рассыпалась осиным роем и в таком виде устремилась к ближайшему окну, дабы вылететь прочь из паба. Э, ваше темнейшество, гейсы нехорошо нарушать, непрактично. Тебе же как бы дозволительно выходить только в ту дверь, в которую вошла. Киэнн захлопнул окно прямо перед тысячей осиных носов мары — услугу тебе, между прочим, оказываю, цени! Рой слепо ударился о стекло, заползал, заскрипел по невидимой преграде бесчисленным множеством острых гребенчатых лапок, заметался вокруг золотисто-серой кисеей. Похоже, с Фьёль происходило то же самое, что с любым фейри, принимающим облик животного — воспринимать окружающий мир она начинала немного искаженно, по-звериному, верней, в случае мары, по-осиному. Сахарку в банке тебе не подбросить?

Впрочем, вместе с нормальной способностью мыслить, пробужденный нападением диковинного противника вперемешку с магией страх, по-видимому, также затупил свои волчьи клыки. Мара вновь наполнила собой отсыревший, озябший до дрожи воздух и нацелила тысячу осиных жал в Киэнна. Что хуже: десять сотен разъяренных жалящих насекомых или одна неуравновешенная женщина? Ладно, крылатая армада, напросилась — получай. Киэнн раздул щеки, точно трубач, и медленно выдохнул клуб дыма, смешанный с паралитическим газом-инсектицидом — шуршащие крылышками осы-неудачницы забились в судорогах на полу, те, которым не повезло еще больше, просто застучали по доскам паркета, точно просыпанный горох. Пьяное облако остальных метнулось в сторону, вновь меняя очертания. Собралось в черный клубок шерсти с неоново-зелеными глазищами-фонариками и в два прыжка заскочило на руки растрепанной светловолосой девчушке с перепуганной, серой от дыма и полосатой от слез мордашкой. Срань гулонья, ну кто сюда ребенка додумался притащить? Девочка панически прижала котика к себе. Сука ты, Фьёль, какая ж ты сука!

Если бы Киэнн умел оборачиваться блохой, а еще лучше — тысячей блох, наверное, так бы и сделал. Девочке оно мало повредит, разве что искусанная мара когти выпустит. Можно, конечно, пустить в ход иллюзорных, как минимум в кошачьей шкуре она вряд ли сумеет развеять иллюзию. Хотя, кошка не настолько уж глупее крысы. Ладно, сделаем по-другому. Ох, не греет меня перспектива судьбы того великана, замок которого очень приглянулся одному коту! Но не бить же по ребенку. По телу прошла все еще ненавистная колючая судорога, кости истончились, делаясь почти невесомыми, позвоночник выгнулся, отрастил еще три десятка крохотных позвонков, нос и челюсть вытянулись в узенькую любопытную мордочку с торчащими усиками. Мышонок бестолково шлепнул по полу хвостом и затопотал маленькими голыми лапками, устремляясь прочь из поставленного на уши паба. Только бы повелась.

Кошечка мягко спрыгнула на пол — инстинкт снова брал свое. Малышка все равно заплакала, но, скорее всего, почти не пострадала. Киэнн-мышь торопливо юркнул за дверь под прохудившийся серый полог чикагского неба, под апокалипсическую музыку сирен как раз подоспевших к завершению банкета машин с копами и санитарами, прыгнул прямо под колеса ближайшей, разжигая азарт преследовательницы, и вылетел по другую сторону дороги уже в теле рослого, поджарого грейхаунда — кажется, золотисто-рыжего, менять масть точно было недосуг. Только не смей бежать обратно в паб, киска! Она не побежала — развернулась и то ли черным ангелом пожара, то ли загостившимся в колодце Хвергельмир Рататоском взмыла в крону подвернувшегося под лапы придорожного ясеня, осыпая асфальт частым градом капель и волоча за собой бранные слова грызущего корни змея к живущему на верхушке орлу. Ну, посмотрим, что ты сможешь сказать вещей птице Одина.