Блеск и коварство Медичи - Элизабет Лоупас

— У меня есть дон Антонио, — ответил Франческо, осторожно омывая мертвое лицо своего сына, стараясь не задеть масло от святого причастия на веках, губах и мочках ушей. — Я признаю его перед лицом Бога и людей, и он станет принцем.

Она взяла еще одно полотенце, на этот раз сухое.

— У вас теперь нет наследника, — повторила она. Каждое произнесенное ею слово, будто острый кинжал, вонзалось меж его ребер. Она упивалась местью. Разумеется, все это было лишь в его воображении. Его собственные прегрешения заставляли его слышать то, чего не было на самом деле.

— Корона принадлежит мне, — сказал он. — Ее унаследует принц Антонио. Я заставлю всех принять его.

— А ваш брат?

Она протянула ему чистую сорочку. Он надел ее через голову маленького Филиппо и расправил по его телу, по рукам и ногам, вплоть до самых кончиков стоп. Пальчики на его ногах были красивые и ровные. Почему Господь сделал так, что его сын появился на свет с уродливой головой, вместо того чтобы родиться с уродливыми пальцами на ногах?

— Мой брат принадлежит лону церкви. У него нет никакой власти в светских делах. Он останется в Риме и будет продолжать плести свои интриги. Возможно, однажды он станет папой.

Она промолчала. Поверила ли она его словам? Он сам не до конца в них верил, но все время повторял их, пытаясь убедить самого себя. Фердинандо останется кардиналом. Он признает право Антонио наследовать престол. Фердинандо — мой младший брат и будет вынужден подчиниться моей воле.

Она протянула ему белоснежную накрахмаленную салфетку. Он развернул ее и аккуратно накрыл ею лицо сына.

— De profundis clamavi ad te, Domine, — произнес он. Он вспомнил, как читал этот псалом у гроба своего отца, но только ради того, чтобы выглядеть набожным в глазах других людей. Сейчас же каждое произнесенное им слово разрывало его сердце на мелкие куски.

— Domine, exaudi vocem meam. Fiant aures tuae intendendes, — присоединился к нему голос сестры Кьяры. — In vocem deprecationis meae. Si iniquitates observaveris, Domine, Domine, quis sustinebit?

Из глубины взываю к Тебе, Господи. Господи! Услышь голос мой. Да будут уши Твои внимательны к голосу молений моих. Если Ты, Господи, будешь замечать беззакония, — Господи! Kто устоит?

Ее голос звучал чисто и звонко.

Если Ты, Господи, будешь замечать беззакония, — Господи! кто устоит?[92]

Книжная лавка Джачинто Гарци,

прежде известная как книжная лавка Карло Нерини

30 марта 1582

Компоненты красной стадии — рубедо[93] — последней стадии изготовления философского камня, были надежно запечатаны внутри атанора. Под ним горел слабый огонь, настолько слабый, насколько это было возможно. На столе возле атанора был приколот лист пергамента с начертанным на нем графиком подлива масла, а также даны указания насчет того, как следует поворачивать тигель. Под этим находилась таблица с днями и фазами Луны. Двадцать четыре дня уже были отмечены аккуратными галочками. Оставалось еще три дня. Если все пройдет хорошо, философский камень будет у них в руках.

Послышался звук шагов. Кьяра подняла голову, ожидая увидеть Руана. Но это был Джачинто Гарци, молодой супруг Лючии родом из Пистои. Он был слишком высоким для низкой лестницы, ведущей в подвал, и худым для своего стеганого жилета, мантии и штанов, которые полагалось одевать преуспевающему книготорговцу. Богатое приданое Лючии, выплаченное из казны великого герцога, — хотя кроме бабушки никто об этом не знал, — а также его избрание в члены гильдии на следующий день после свадьбы ударили ему в голову. Он чувствовал себя полноправным хозяином в доме, и поэтому тайная комната в подвале, ключ от которой хранился только у незамужней старшей сестры его жены, была ему как кость в горле.

Или же Лючия настраивала его на подобные мысли? Кья- ра не сомневалась, что за всем этим стояла ее сестра.

— Чинто, — спросила Кьяра, — откуда у тебя ключ от подвала?

— Я взял его у твоей бабки, пока та спала. Раз лавка принадлежит теперь мне, то и все ключи должны быть тоже у меня.

Он говорил прямо как Лючия.

— Нет, — возразила Кьяра. — Подвал принадлежит только мне. Отдай ключ.

— Не отдам. Лавка принадлежит теперь мне, и…

— ...Когда ты женился на сестре синьорины Кьяры и прикарманил ее приданое, ты согласился с тем, что подвал не считается частью лавки, — это был голос Руана. Слава богу, он спускался по лестнице следом за Чинто. — Отдай, пожалуйста, ключ синьорине Кьяре.

Молодой человек выпятил нижнюю губу, но подчинился. Он всегда побаивался Руана, который был старше и сильнее его. Английский алхимик самого великого герцога, со своей вечной плеткой через плечо и шрамами на руках по вине бог весть какой магии и прегрешений. Он бросил ключ на пол к ногам Кьяры.

— Уйди с дороги, чужеземец, — сказал он. — Оставайтесь в своей тайной комнате со своими колдовскими затеями.

Руан с насмешливой улыбкой отступил в сторону. Молодой человек зашагал вверх по лестнице. Его мантия книготорговца болталась на его худощавом теле, как карнавальный костюм, сшитый на более солидного человека. Руан закрыл за ним дверь своим ключом.

— Может, стоит навсегда заколотить эту дверь и заново открыть тайный проход? — спросила Кьяра. Она наклонилась и подобрала с пола ключ. — Нам только не хватало, чтобы Чинто лазил здесь и ненароком натворил тут бед. Руан, ты слышал, что умер принц Филиппо?

Руан спустился, развернул свой хлыст и обнял Кьяру за талию. Она подняла голову для поцелуя.

— Да, на улицах уже ходят слухи, — сказал он. — Мальчик болел уже… сколько? Две или три недели… Ты была там?

— Не прямо в момент смерти, но сразу же после того, как это произошло, — ответила Кьяра. Она прекрасно понимала, что он хотел сказать своим вопросом «Ты была там?» — Это была естественная смерть, Руан. Великий герцог приказал сделать вскрытие просто для того, чтобы в этом убедиться. Сегодня они выставили гроб для официального прощания, а вечером его похоронят в Сан-Лоренцо.

— Бедный малыш. Надеюсь, он сейчас на небесах, в заботливых руках своей матери. — Руан перекрестился и Кьяра вместе с ним. Затем она подошла к столу и снова посмотрела на атанор. Температура держалась как раз на нужном уровне. Казалось, что атанор немного пульсирует, но это не могло быть правдой, так как он был сделан из прочного камня.

— Еще три дня, — сказала она.

Он тоже подошел к столу и взглянул на пергамент с ее вычислениями.