Майский сон о счастье - Эдуард Русаков

Прощай, моя сладкая. Прощай и прости. Будешь помнить меня, буду сниться тебе. А книг моих – не читай. Тебе ведь не книги мои нужны, а совсем другое, чего нет ни в каких книгах…

– Уж не плачете ли вы, доктор? – насмешливо спросил, обдавая меня густым перегаром, поручик в мохнатой папахе.

– Еще чего… просто – ветром надуло, – и я отвернулся и поднял воротник пальто, и полез в карман за папиросами.

– Почему после э т о г о всегда хочется есть? – спросила Алена, приподнимаясь на локте и всматриваясь в лицо Зайцева. – Отвечайте, профессор!

– Я филолог, не физиолог, – сказал Зайцев, не открывая глаз. – Ты молода, вот тебе и хочется. А я стар – и мне после э т о г о хочется спать… – Он сладко зевнул.

Алена соскочила с широкой тахты и, мерцая в вечернем полумраке голым телом, пошлепала в кухню. Достала из холодильника яблоко, жадно стала хрумкать.

– У тебя даже колбасы нет, – сказала она. – Ты что, одними яблоками питаешься?

– Братья-китайцы, как ты знаешь, ввели карточную систему, – хмыкнул Зайцев. – С колбасой напряженка. И вообще со жратвой.

– А жрать хочется, – вздохнула Алена, хрустя яблоком. – Сейчас бы съела теленка!

– Бедный теленок, – улыбнулся Зайцев. – Правы братья-китайцы: мир погибнет не от голода, а от обжорства.

– Западный мир, – уточнила Алена. – Уж вам-то, в китайской зоне, смерть от обжорства пока не грозит… Можно, я возьму еще яблоко?

– Ешь хоть все. Мне этим холодильником больше не пользоваться.

– Значит, решился? И когда?

– Сегодня.

– Как – сегодня?! – подскочила Алена. – А что же ты мне раньше не сказал?

– Не хотел портить свидание… Вдруг оно у нас последнее? Кстати, тебе – пора. Скоро комендантский час, не опоздай.

– А ты?

– Я же сказал – я своим путем. Провожу тебя, а потом – на резиновой лодке…

– Но ведь это опасно!

– Жить вообще опасно, – заметил он с театральной меланхоличностью. – Но без риска жизнь так же пресна, как говядина без горчицы.

– Тебя этому братья-китайцы научили?

– Они, родимые… Нет, Аленушка, кроме шуток – тебе пора! – Он включил свет, глянул на часы. – Через сорок минут – комендантский час… Подъем! – Он вскочил, похлопал себя по дряблому животу, подошел к зеркалу, с отвращением посмотрел на всклокоченные седые вихры, на мешки под глазами, на морщины. – И зачем ты со мной связалась?..

– Любовь зла, – хмыкнула Алена. – Ты же меня соблазнил, профессор. Забыл, что ли? Помнишь, как шантажировал: не поставлю зачет, если не отдашься…

– Не было этого! – возмутился Зайцев.

– Шучу, шучу.

– А вот братья-китайцы не шутят. Они ведь всерьез обвинили меня в аморальном поведении. Моя разведка донесла, что мне грозит не только увольнение из универа, но и суд…

– Товарищеский?

– Товарищеский суд Линча… Нет, серьезно. Пора рвать когти. В китайской каталажке мне не выжить, Аленушка. Сердце не выдержит. Ты же знаешь мое больное сердечко…

– Как не знать. Значит, поэтому и решил бежать?

– И поэтому тоже.

– А еще почему?

– Будто не знаешь?..

– Хочу услышать.

– Потому что хочу быть с тобой.

– А почему ты хочешь быть со мной?

– Ну, Аленка, кончай дурить… ты прекрасно все понимаешь…

– Нет – почему? Почему? Почему?

Зайцев подошел к ней, притянул ее к себе, поцеловал в приоткрытый рот, пахнущий яблоком.

– Потому что я жить без тебя не могу, – тихо сказал он.

– Вот ведь какой противный, – так же тихо произнесла она, – ни за что ведь не скажет, что любит…

– Ни за что, – согласился он, – никогда…

– Я хочу бежать с тобой, – прошептала она, – давай вместе?

– Это глупо, – нахмурился Зайцев. – Зачем рисковать? У тебя есть нормальный пропуск, а я – на резиновой лодке… Ты встретишь меня на том берегу. Братья-немцы стрелять не станут.

– Нет, конечно. Они будут только рады принять такого гостя.

– Ладно, хватит болтать. Пошли!

Через пять минут они уже вышли из дома и направились к мосту через Енисей.

– Значит, так, – говорил на ходу Зайцев. – У меня все заранее приготовлено. Добрые люди помогли. Две резиновых надувных лодки – одна на этом берегу, под мостом, а вторая – на острове Отдыха, с той стороны, тоже под мостом. Встречай меня на левом берегу, примерно через час, где-то возле краеведческого музея…

– Ради Бога, будь осторожен, милый…

– Обязательно буду. За меня не волнуйся. Ну, вот мы и пришли… – Зайцев помахал рукой китайскому солдату с автоматом на груди: – Нинь хао, тун-чжи!

– Стой! – крикнул китаец. – Васа пропуск!

Из контрольно-пропускного пункта вышел еще один солдат, уже без автомата.

Алена достала пропуск и паспорт.

Китайцы внимательно проверили ее документы, светя фонариком. Зайцев достал сигарету, закурил.

– Бу-син! – сказал солдат. – Низзя курить!

– Дуй-бу-ци, – извинился Зайцев и затоптал сигарету.

– И-це чжэн-чан, – сказал солдат, возвращая Алене документы. – Порядок. – Потом повернулся к Зайцеву: – Ты – кто? Чжан-фу? Муж? Паспорт! Ху-чжао!

– Бу-ши! Нет-нет! – рассмеялся Зайцев. – Я ее просто провожаю. А живу в этой зоне, на правом берегу… Я профессор! Филолог! Юй-янь-сюэ-цзя! А это моя бывшая студентка…

– Проходи! – приказал солдат Алене. – Стоять низзя! Бусин!

Алена повернулась к Зайцеву:

– Я боюсь за тебя…

– Все будет хорошо, – сказал он. – Я тебе обещаю. Иди!

Сразу за контрольно-пропускным пунктом была трамвайная остановка. Алена подошла к трамваю, который должен был увезти ее на левый берег, в западную зону, к братьям-немцам. Зашла в трамвай, потом выглянула, крикнула:

– Я люблю тебя!

– Цзай-хуй! – крикнул он. – До свиданья!

– Как тебе не стыдно! – рассмеялась она, чуть не плача. – А еще профессор… Мне страшно, Зайцев!

– Все будет хорошо! – повторил он.

– Бу-син! Бу-син! – угрожающе надвинулся на него солдат. – Уходи!

– Прощай, товарищ, – сказал Зайцев. – Цзай-хуй, тунчжи!

Он отошел от контрольно-пропускного пункта и направился к Предмостной площади. Он знал, что солдат провожает его взглядом. Он не стал оборачиваться, хотя ему и очень хотелось это сделать.