Называй меня Мэри - Андрей Кокотюха

— Тебе тоже не враг.

— Всего лишь бывший подчиненный.

— А я?

— С тобой, Лилик, у нас другие отношения.

— Я тоже так думал.

— Что изменилось?

— Ничего. — Кобзарю не хотелось заходить в круг разговоров на тему нынешней жизни, которая все поставила с ног на голову, так что он перескочил: — Головко мог бы сказать мне сам. Считайте, я обиделся.

— Дуйся, сколько хочешь. На здоровье. Только чем поможешь ему ты? Будешь охранять Нину с малым? Лилик, мы оба хорошо знаем Свистуна. Сделал раз — сделает и повторно. Никто не докажет его причастность. Нина, между прочим, беременна.

— Не знал. Вот Головко, а говоришь — мой друг…

— Разве Артем должен тебе отчитываться, что там у них с женой в постели? Когда виделись последний раз?

— На Рождество.

— Тогда они и решились. Нина неделю как подтвердила. Потому Артем чуть с ума не сошел.

— Чер-р-рт!

— Не то слово, — согласился Пасечник. — Может, не стоит так говорить, но я не очень расстроюсь, если Свистун однажды доиграется, как когда-то Геша Пузо. Не забыл?

В тот момент Кобзарь не сразу понял, что бывший начальник не шутит и даже не рассуждает вслух. Но взгляд Пасечника, а главное, красноречивая и продолжительная пауза говорили сами за себя.

— То есть? — переспросил он, заранее зная ответ.

— Не делай такие глаза, Лилик. Все же понимаешь.

Еще бы не понять.

Именно упомянутая история в свое время, еще мирное, свела мужчин ближе, чем пристало начальнику и подчиненному…

Пять лет назад некий Геннадий Семенович Пузан с логичной кличкой Пузо избил, а потом изнасиловал несовершеннолетнюю падчерицу.

Подобной грязи тогда хватало и до сих пор полно, просто в больших городах она проявляется быстрее, потому что скрыть труднее. Соседи Пузана давно жаловались на нездоровую атмосферу: он вышел из колонии, где отсидел за сбыт наркотиков, вскоре пригрел у себя тихую женщину с девочкой-подростком, которых, очевидно, соблазнил отдельной квартирой. Поначалу все было тихо, и соседи решили — ошибались в человеке, Пузо взялся за ум, даже начал работать и заботиться о созданной им семье и чужом ребенке. Позже седая от горя сожительница рассказала: Пузан взялся за старое, задолжал, потерял товар, убегая от милиции, и вместо денег решил отдать падчерицу. Кто надоумил, не имело значения. Страшнее, что мать не позволила — и тогда он озверел.

Результат имеете…

Пузана задержали.

Но отпустили очень скоро.

Пасечник потом объяснил Кобзарю то, о чем Олег догадывался сам: наркодельцы вытащили его с помощью адвокатов, подмазав, где нужно, чтобы Пузо держал язык за зубами. И заодно попал в зависимость от них, считай, в рабство. Ведь долг на нем висел немалый, а теперь, после освобождения, он стал еще больше должен.

Только дурак не получит из этого выгоду.

Женщина с покалеченной дочерью вернулась туда, откуда пришла, где снова вынуждена была делить одну комнату с родителями. Которые ворчали: мол, предупреждали, теперь доигралась, и все такое. Геша Пузо начал угрожать, требуя забрать заявление и признать: все было по согласию. Это они так играли, значит. Женщина неожиданно для себя проснулась, нашла силы и заняла оборону. А потом и вовсе пообещала вернуть Пузана в камеру — нашлись активисты, которые имели возможность помочь.

Тогда в наступление перешел Пузо.

Не было свидетелей — но девочка, когда пришла в себя, назвала напавшим его.

Если бы это не дошло до Аллы Пасечник, неизвестно, как глубоко в ад погрузились бы мама с дочкой. Но кто-то из защитников потерпевших был с ней знаком, изложил всю историю. Она рассказала мужу, со слезами на глазах спрашивая, можно ли помочь.

А Игорь Пасечник пригласил на разговор Олега Кобзаря.

Через несколько дней неизвестный встретил Пузо в его собственном дворе поздно вечером, влупил по черепу бейсбольной битой, потом переломал ноги и раздавил мошонку. Медвежонок дождался результатов предварительного следствия и с чистой совестью доложил начальству: гражданин Пузан, ранее судимый, на самом деле на путь исправления не встал. Взялся за старое, залез в долги, а всем известно, что делают с должниками.

Руководство охотно проглотило блюдо — никому не хотелось связываться еще и с таким.

Больше Пузо никого не трогал.

Под конец года он вообще исчез из Киева, хотя это и странно: так ловко, как когда-то, он уже передвигаться не мог.

Ну а Пасечник с Кобзарем до сих пор тот случай не вспоминали.

— Не поможет, — произнес тогда Олег после паузы.

— Остановит, — качнул головой Пасечник. — У таких, как Свистун, врагов навалом. Да и разве мало сейчас на улицах дебилов с битами? На донецких спишут в случае чего.

— Ну и?

— Побудет на больничном. Очухается, подумает. Поймет: это ответка. Затихнет. С Головко поговорю уже я. Он тоже должен прикрутить громкость, пусть на некоторое время. Борцы за справедливость не котируются, сейчас важнее бороться с преступностью.

— Оба дела напрасны, — отмахнулся Кобзарь.

— Ну, знаешь, с таким настроем жить… Ты же за что-то воевал.

— О! — Кобзарь многозначительно поднял палец к потолку. — Ты мне предлагаешь что-то типа диверсионного выхода. Когда война и враг кругом, это нормально. Только тут мир.

— Тут тыл, Лилик. Это разные вещи.

— Наверное, соглашусь, — признал он, немного помолчав и обдумав услышанное.

— Свистун — угроза. Согласись и с этим. Так или иначе он работает против всех нас. Честно говоря, если бы не Головко, я бы и дальше на многое закрывал бы глаза. Но Артем не может ничего сделать. Я тоже. Никому из своих людей не прикажу.

— Приказываешь мне?

— Ты должен решить сам.

— Я не твой человек?

— Ты не мой подчиненный. О нашей встрече никто не знает. Формально о тебе скоро год как никто нигде не вспоминает. Кому нужен, кому интересен обычный таксист, который случайно, на ровном месте зашкварился, когда воевал, и поэтому сейчас сидит себе тихо. Да господи! Главное — запутать. И Артем с двумя детьми будет в безопасности. Разве это не важнее?

Кобзарь пожевал губами.

Задумчиво выстучал пальцами дробь на поверхности стола.

— Ты обещал что-то Головко?

— Повторяю: он пришел сам, потому что не знал, к кому еще идти. Просил помочь.

— Хорошо. Но ведь ваш разговор должен был чем-то закончиться?

— Сказал: подумаю, что можно сделать.