Павлиний глаз - Энни Уэст
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Никто не знает доподлинно, но эксперты сходятся на том, что с шестнадцатого века.
— Но всем известно, по какой причине вы отдали им эту ценность. Не по доброй воле, а под нажимом обстоятельств. И не только за меня, а и за Дункана. Это выкуп за нас обоих. Я полагаю, вы не планируете связывать свою судьбу с мистером Макдоналдом?
— Вы всегда такая остроумная? — добродушно отозвался принц. — Видите ли, не захвати бандиты невинную девушку, может быть, я и не стал бы отдавать им Павлиний глаз, ограничился бы поисками заложника. Поскольку это не вопрос скупости. Вы не хуже меня знаете, как мировая общественность относится к выкупу заложников. Это приравнивается к поощрению торговли людьми... Но нельзя не учесть и другую сторону происшествия. Позвольте вам разъяснить положение: вы видите перед собой город, преображенный современными технологиями, множество учебных заведений, развитую инфраструктуру. Но для моих подданных это как приятная игра по общим правилам, которые мы охотно соблюдаем. Это не меняет нашей сути. В глубине души мы те же, что и столетия назад. Если монарх отступится от своих правил, это не только потрясет основание правящей династии, но и спутает ориентиры всего народа. И даже наш уважаемый демократически избранный парламент не в силах будет приостановить эрозию многовековых устоев, на которых зиждется наше общество. Не рискну утверждать, что неоправданные ожидания подданных именно в данном вопросе способны сокрушить государственность, но это непременно станет той каплей, которая точит камень. Я понятно объясняю?
Изабелл категорически отказывалась что-либо отвечать своему последовательному собеседнику.
— Ситуация, поверьте, чрезвычайная, — мирно продолжал растолковывать наследный принц. — Я утратил бесценное ожерелье, но я обрел вас. Я дал понять, что это равноценный обмен. От вас самой, я в этом уверен, не укрылся символический характер сделки.
Принц не задавал ей решающего вопроса. Более того, он ни единым словом не обмолвился о существе своих намерений.
Что ждал он от Белл, безмолвно сидя теперь напротив и не сводя с нее глаз? Что она могла ответить ему, кроме того, что поняла серьезность положения? Какие у Изабелл основания предлагать себя в жены, кроме того, что она обязана ему своим спасением? Но ведь брак — не рабство и не кабала. Как ей отвергнуть всякую мысль о возможном браке, кроме того, что они плохо знают друг друга и имеют мало общего? Но ведь брак — не клуб по интересам...
А что такое брак? — задала себе вопрос Изабелл впервые за двадцать пять лет.
Она смотрела на принца и явственно ощущала, в каких уголках ее души расцветало влечение к этому мужчине. Может ли это влечение обратиться в страсть? И как эта страсть может заполнить все существо желанием? Где та любовь, о которой всегда грезилось Изабелл? И должна ли любовь предопределять брак? Девушка всего этого не знала.
Появился Дауд.
— Доброе утро, мисс Уинтерс! — сказал Дауд. — Надеюсь, вам удалось отдохнуть.
— Доброе утро, Дауд! — поприветствовала его Изабелл. — Благодарю, я отлично выспалась.
— Вынужден вас побеспокоить, но у меня срочная информация для Его Высочества. Если вы позволите... Принц, все произошло, как вы и предполагали, по наихудшему сценарию... — с мрачным видом произнес Дауд.
— Где и когда? — холодно поинтересовался принц.
— В Шакаре, менее четверти часа назад.
— Простите меня, Белль. Наш разговор слишком важен для меня, чтобы его прерывать, так и не придя к решению. Но серьезность сложившихся обстоятельств требует принять меры. Я вынужден вас покинуть, — принц встал из-за стола и с выражением глубочайшего сожаления на лице поклонился гостье. — Я вернусь, и мы продолжим нашу дискуссию. Не будете ли вы настолько любезны не удаляться из дворца до моего возвращения?
Изабелл не смогла отмолчаться на сей раз. Согласие продолжить их разговор означало целесообразность самого разговора, его обоснованность. Да и обходительность принца не позволяла ей возражать.
— Я вас дождусь...
— Благодарю. Просите моих людей обо всем, чего только пожелаете. Они позаботятся о вас.
Их шаги утонули в эхе колоннады дворца. Изабелл осталась наедине с грандиозным изображением павлина и под бдительным присмотром невидимых слуг, взор которых она повсеместно ощущала на себе. Но Белл это не беспокоило. От слуг принца веяло предупредительностью и чуткостью. Она боялась совсем другого...
Вечер Изабелл прошел беспокойно. Она исходила все садики и розарии дворца. Ее смятение не уменьшило ни благоухание роскошных соцветий, ни журчание водных струй, ни потрясающая архитектура дворца. Ничто не растворяло тревоги непонимания.
Она помнила его взгляд. Он был однозначно требовательный. Но почему же принц так ничего и не потребовал от нее?
Изабелл посетила королевскую приемную и зал аудиенций. Ее наполнило особое, неизведанное чувство. Оказавшись в этих священных для каждого жителя Карума уголках дворца, Изабелл ощутила, как ее охватил невероятный трепет, некое благоговейное чувство, не испытываемое ранее.
Дело было то ли в масштабах окружающего ее великолепия, то ли в духе многовекового страха и почтения, который пронизывал все вокруг, но Изабелл поняла главное: без этих двух эфемерных на первый взгляд составляющих невозможно было бы само царствование. Именно окружающее ее волшебство наполняло смыслом саму идею наследования не только власти над соплеменниками, но, пожалуй, и это было главное, преемственности абсолютного, непререкаемого величия крови. И Павлиний глаз был одним из таких атрибутов царствования...
Изабелл посетила арсенал, стены которого были плотно увешаны старинным холодным и огнестрельным оружием, рукоятки и чехлы которого пестрили самоцветами, драгоценными камнями, эмалями, чеканными узорами из драгоценных металлов.
Изабелл беспрепятственно гуляла по всему дворцу. Удивляясь, восхищаясь, наслаждаясь увиденным, девушка всматривалась, вникала, вдумывалась в узнанное, старалась прочувствовать эту новизну, красоту, восторг, и это ей удавалось.
Но больше прочего она осознавала явственную чуждость всего вокруг. Белл не находила себя в роскошном изобилии, она не видела свою роль в этой части человеческой истории, хоть та и казалась ей захватывающей, но и таинственной тоже. Она терялась...
Изабелл Уинтерс была простой австралийской девушкой, но никак не восточной принцессой, и ее рациональной мозг дальше девичьих детских игр эту фантазию не пускал. Она всегда адекватно оценивала свои достоинства и недостатки, спокойно сознавала свою заурядность. И с детства себя готовила к тому, что хороший человек обязан честно трудиться и что в ее силах освоить именно ту профессию, которая сделает ее короткое пребывание на этой земле менее тягостным, чем у бедолаг, что не вняли своему призванию.
Ее работа служила ей отрадой, ее друзья — отдушиной, ее семья — неугасаемым маяком, а любовь, которой суждено было когда-нибудь случиться, — заоблачным счастьем... А встреча с принцем была из чужой сказки. Благоразумие Изабелл отторгало подобное развитие событий.