Между прошлым и будущим - Карен Уайт

Она через силу заставила себя улыбнуться, но уголки губ были словно парализованы.

– Поздравляю, – сказала она, наклоняясь ко мне и целуя в щеку, чем немало удивила нас с матерью. Но губы ее были ледяными, и, прежде чем Элеонор отстранилась, мне показалось, что ее бьет дрожь.

Мама заговорила снова:

– Ей придется посещать множество врачей. Ты же знаешь, что Глен с утра до ночи занят на работе, а я не могу водить машину из-за артрита. Поэтому ты – единственная, кто может возить ее по врачам.

Элеонор вскочила и принялась собирать тарелки, в том числе и чистые, которые она поставила на стол на тот случай, если появится Глен. Я знала, что она наполнит его тарелку едой и поставит в микроволновку, когда он появится. Когда-то в юности мне хотелось быть такой же, как она – сильной и уверенной в себе. Такой же бесстрашной. Но та Элли осталась в прошлом. Я выбросила ее из своей жизни в тот самый день, когда упала с дерева, а придя в себя, обнаружила, что мое тело мне неподвластно. С тех пор моя ненависть была направлена на одного-единственного человека, которого я винила в случившемся и который, я знала, никогда не ответит мне тем же. Я же все время давала ей понять, что она должна делать все, чтобы заслужить мое прощение.

Но прощение – это такая неуловимая вещь, и определить его так же сложно, как удержать песню в руке. Именно поэтому я не стала спорить с матерью и утверждать, что мы с Гленом вполне можем сами справиться со всем этим и не нуждаемся в услугах Элеонор. Ведь я поймала певчую пташку в западню и крепко держала ее в руке, а теперь просто не знала, как отпустить ее на волю.

Элеонор удивила нас тем, что быстро вышла из кухни, не удосужившись вымыть посуду. Она стояла, вцепившись руками в спинку стула, на котором обычно сидел Глен.

– Но ведь у них рояль марки «Мэйсон и Хэмлин», – снова произнесла она, и в ее голосе я уловила вызывающие нотки, напрочь отметающие возражения матери, и снова увидела перед собой ту самую отчаянную сумасбродную девчонку, которой когда-то так восхищалась, поэтому отвела глаза. Свершилось, подумала я, не в силах высказать свои тайные мысли. Так же как не могла признаться ей, что в тот роковой день мне тоже привиделась чернокожая женщина из народа гула и я слышала, что она прошептала на ухо Элеонор. Не могла я и открыть ей значение этих слов. Ей надо самой понять, что они значат. Сестра не стала возвращаться на кухню, а стремительно выбежала на улицу, под проливной дождь, босиком и без зонтика, а нам с мамой оставалось лишь молча смотреть ей вслед.

В ту ночь мне снова приснилась женщина гула – впервые за все эти долгие годы. Я бродила под дождем более часа, не обращая внимания на то, что промокла до нитки, что неровный асфальт больно ранил босые ноги, и чувствуя лишь острую панику, которая охватила меня при известии о беременности Евы. Я вспоминала странный блеск в глазах мистера Бофейна, когда он рассказывал мне, как умерла его тетя. Может быть, мать не так уж не права в своих подозрениях. Но в тот момент я могла думать лишь о возможности ускользнуть от Евы с Гленом и матери, иметь в жизни что-то, совсем с ними не связанное. Какие бы тайны ни скрывали мистер Бофейн и его тетушки, меня это ни в коей мере не затронет – я уже достаточно очерствела душой после всех испытаний, выпавших на мою долю.

Когда я улеглась в постель, подушка тут же пропиталась водой от моих мокрых от дождя волос. Мне снился остров Эдисто, рассвет над бухтой Рассел, и я вновь ощущала под ногами рыхлую глину. Я сидела на пирсе – том самом пирсе, где я ждала возвращения отца. Оказалось, что все это время я и не переставала его ждать, просто не осознавала этого. И тут я снова увидела ее, ту женщину. Она сидела рядом со мной на пирсе, как и тогда, плетя корзинку из душистой зубровки, и ее ловкие пальцы мелькали, перебирая стебли, словно слова, из которых складывалась причудливая история. Ее темная кожа блестела от пота, хотя я совсем не ощущала жары под порывами свежего ветерка с океана, приносившего резкий привкус соли и запах моего собственного пота. Это были запахи моего детства, а фоном звучала музыка, которую творили мы с отцом. Внезапно на меня словно пахнуло холодом, от острого приступа отчаяния в горле пересохло, и стало невозможно дышать.

Мне отчаянно хотелось расплакаться, но я чувствовала, что женщина пристально смотрит на меня темными глазами, и я невольно повернула голову, чтобы встретиться с ней взглядом, в то же время боясь, что пропущу что-то, что я так упорно высматривала на горизонте.

Чтобы дерево исцелить, нужно корни лечить…

Я не могла понять, произнесла ли она эти слова вслух или же они просто прозвучали в моей голове. Но я вдруг поняла, что не одинока в борьбе со своими демонами, и плотный комок в горле, мешавший мне дышать, вдруг начал таять. Словно наметку выдернула из ткани: ухватилась за ниточку и потянула, пока не исчезли все стежки.

Я наклонилась к ней, чтобы спросить, что она хотела этим сказать, но в этот момент снова оказалась в собственной постели с подушкой, пропитанной каплями дождя с моих мокрых волос. Я вскочила, не понимая, что же разбудило меня. Моргая в предрассветных сумерках, я заметила, что дверь в спальню приоткрыта.

– Элеонор?

Я резко опустила ноги на пол и вскочила, отчего вдруг закружилась голова.

– Глен? Что ты здесь делаешь?

Он осторожно прикрыл за собой дверь, не пытаясь ко мне приблизиться.

– Я всего лишь хотел поговорить с тобой. Наедине. Чтобы понять… – Он замолк, но я поняла, что он собирался сказать. Он всегда был крайне предсказуем.

– Мои поздравления, – сказала я, удивляясь, как странно звучат эти слова. – Вы с Евой, наверное, очень счастливы.

Мы смотрели друг на друга в полутьме, и сумрачный свет раннего утра казался неразвеявшимся дымом над полем сражения.

– Ева хочет детей… – И снова у него не хватило сил закончить предложение.

– Знаю, – сказала я. Мне отчаянно хотелось заорать на него или заплакать, но я сдержалась. Сердце мое разрывалось, мне так хотелось погладить его волосы, все еще мокрые после душа, хотелось, чтобы он, повинуясь непреодолимому влечению, сделал шаг ко мне. Но он остался там, где стоял, и странным образом я почти испытала облегчение.

Он открыл было рот, чтобы сказать что-то еще, но я быстро подняла руку, не в силах это вынести.

– Она твоя жена, Глен. Тебе вовсе не надо оправдываться передо мной.

Он стоял, сжав зубы, с прямой, как струна, спиной, словно солдат, которым когда-то хотел стать.

– Надеюсь, ты будешь рада за нас.

– Конечно, – солгала я. – Ведь вашими усилиями я стану тетушкой.

Он поморщился.

– Я не хотел, чтобы это случилось. Я имею в виду не ребенка, – быстро уточнил он. – А нас с тобой.

Я вспомнила его скороговоркой произнесенные слова перед тем, как я отправилась в бар Пита, и обещание, что теперь все будет по-другому. Он не удосужился сообщить мне, насколько все изменится. Я невольно расхохоталась, но смех мой больше напоминал иссушающий ветер над пустыней.