Фаворит Марии Медичи - Татьяна Яшина

– Вы вряд ли могли посещать замужнюю даму ночью, – догадался Арман.

– Совершенно верно, я посещал другую даму – давно, с Божьей помощью, овдовевшую, но не утратившую Венерин пыл, – ухмыльнулся герцог. – Стало быть, рогач следил за мной. Будь они все прокляты, осмеяны и палимы при жизни на адских сковородках!

– Воистину, – кружки со стуком сомкнулись, но собутыльники подумали каждый о своем.

Анри – о том, как бы половчее отомстить рогатому мужу – вызвать на поединок и отсечь руку или ногу? Или отрезать нос и уши – чтобы тот всю жизнь носил следы несмываемого позора.

Клод – о том, как хорошо, что у него есть такой друг, как Арман – дерется как дьявол и всегда придет на выручку.

Арман же постоянно возвращался мыслями к дому мэтра Бурже. Пока Анри лежал на столе и доктор перевязывал ему ногу, Арман отвлекся, разглядывая развешанные на стенах гравюры с Асклепием, Хироном и Парацельсом, потом задрал голову, изучая Святого Роха – и встретился взглядом с молодой женщиной, что склонилась над перилами второго этажа.

Наверху царил полумрак, дама куталась в шаль, так что очертания фигуры еле угадывались, но в самом наклоне стана, в спутанных локонах, обрамляющих лицо, в больших темных глазах сквозила молодость – явная, жадная до впечатлений и не вяжущаяся с седой бородкой доктора и ревматическими шишковатыми коленями.

На Армана словно пахнуло цветами – полевыми, что не стоят долго в букетах, а обращаются в сено после того, как их сорвали. Но сено пахнет еще упоительней. Словно сорванный колокольчик, качнула она головой и скользнула наверх – прочь от взгляда молодого военного.

– Маркиз, вы заснули? – прервал его грезы Анри. – Предлагаю спеть песню о рогоносцах. Именно так! Пить и петь – что может быть лучше? Пусть ваш друг запевает – у него приятный голос, хоть он и держит шпагу не лучше моей кормилицы.

– Почту за честь, – жмурится Клод – его уже отпустило, и мир кажется прекрасным и дружелюбным местом. – «Когда придет весна»*?

– Именно!

– Когда придет весна, – начинает Клод приятным тенором.

– И птицы запоют, – подхватывают Анри и Арман. На них начинают оборачиваться.

– Все рогачи на юг шеренгою пойдут, – ревут кадеты, впрочем, не сбиваясь с такта.

– Мой зна-ме-но-сец встанет в авангард,

Твой толстопуз тылы возьмется прикрывать!

Мы будем выпивать и рогачей считать –

Удастся ли бог весть до ночи перечесть!

– Удастся ли бог весть до ночи перечесть! – подхватывают посетители всем известный припев.

*Песня из романа Пьера Бурдейля де Брантома «Галантные дамы». Перевод автора.

Маркиз де Шийу разглядывал отметину на кинжале, оставленную в стычке около моста Сен-Мишель – поперек красивого чеканного узора на защитной полосе, идущей от гарды к противовесу, теперь красовался уродливый рубец. Чтоб ему сдохнуть, мерзавцу! Впрочем, незадачливый наемный убийца так и поступил – его, Армана, стараниями. Перекрестившись, Арман вздохнул и убрал кинжал за пояс.

Ожидая учителя, кадеты убивали время кто разминаясь, кто придирчиво выбирая у стойки тренировочную рапиру с обтянутым потрескавшейся кожей металлическим шариком на конце, а большинство сгрудилось вокруг графа дю Боска:

– Я, разумеется, не мог отказать своему другу в такой малости, как побыть у него секундантом. Представьте же мое изумление, когда я увидел секунданта противника – моего собственного кузена!

Граф считался первой шпагой Академии, основы рапирного боя ему преподал сам синьоре Строцци – ученик великого Джакомо ди Грацци, автора «Причин победоносного использования оружия для атаки и обороны», и в слушателях у него недостатка не было.

– И что же вы, граф?

– Разумеется, я не отступил от данного мне слова – когда барон Лансе уложил своего противника ударом в грудь, я ранил кузена в правую руку и забрал его шпагу.

– С какой это птицей на сей раз схватился Лансе?

– Какой-то гасконский петух. Ему не понравилась борода барона – будто муха потопталась – так он выразился. В Гаскони до сих пор подметают бородами мостовую!

– Откуда там мостовые, граф? – лениво спросил барон Савонньер. – До сих пор ходят по уши в грязи.

– Не знаю, как насчет мостовых, но потом и чесноком от него несло преизрядно! Пришлось убить, чтоб не мучился.

«А если я вот так, среди чужих секундантов, встречу своего брата? – подумал Арман с ужасом. – Мне придется биться с ним, чтобы не уронить своей чести, если уж волею судьбы мы окажемся в разных лагерях…»

– Отступиться нельзя – сочтут трусом, не имеющим понятия о дворянской чести! – поддержал дю Боска барон Савонньер, преданно заглядывая в глаза.

– Не знаю, как ваш брат, а мой, думаю, с удовольствием продырявит меня шпагой за право первородства! – захохотал ворвавшийся в класс Анри Ногаре. – Любой из двух законных и пяти бастардов!

– Господа, все взяли учебные шпаги и учебные кинжалы! – вслед за Ногаре в классе появился синьоре Умберто. – В пары! Ногаре – Савонньер, Бразак – Бретвиль, Лакруа – Лемонье, Боск – Шийу. Отрабатываем двойную атаку.

Арман всегда уступал дю Боску, и этот бой не стал исключением.

Кинжал – укол сбоку, шпага – укол прямо, кинжал – укол вверх, шпага рубит по левому боку, кинжал – укол снизу, шпага – рубящий удар по голове. Арман не хочет отступать или уклоняться, он старательно выполняет защиты, но клинок Боска проходит сквозь них, как сквозь масло. Получив шпагой по голове – удар, хоть и затупленным лезвием, выходит весьма чувствительным, Арман сдается и отступает, петляя по небольшому свободному пятачку, оставленному другими дерущимися парами, дожидаясь конца боя.

– Скажите, Шийу, что вы делаете? – требовательный голос мэтра не сулит ничего хорошего.

– Отрабатываю двойную защиту, – потирая шишку на голове, отвечает Арман.

– Для чего? – Арман не видит лица маленького кривоногого синьора Умберто – тот стоит спиной к окну, в которое бьет рассветное солнце, но в голосе учителя слышится что-то неладное:

– Для чего вы отрабатываете эту защиту?

– Чтобы научиться. Научиться фехтовать, – предупреждает Арман следующий вопрос.

– А что такое фехтование, маркиз? – похоже, мэтр над ним издевается. Неужели он настолько плох?

– Фехтование – это искусство наносить удары, не получая их, – послушно повторяет Арман первое из определений, заученных в Академии.

– Вы сейчас получили столько ударов, что ни о какой учебе не может быть и речи. Ничто не учит лучше, чем победа! – восклицает итальянец.

Арман мысленно пожимает плечами: каковы шансы победить первую шпагу Академии?