Никто не виноват - Салтанат Бодыкова

class="p1">— А вот это уже перебор, не много ли ты хочешь, мальчик мой? Если бы я знала… Могу лишь дать совет: уезжай туда, где тебя никто не знает, пусть все, кто считает тебя неудачником, забудут о тебе. Добейся чего- нибудь и возвращайся.

Молодая женщина, напевая, направилась к дороге, Адик побрел следом, не переставая бубнить:

— Я не трус, я не виноват, что такой. Я таким родился…

— Значит, твой отец трус, — резко оборвав песню, припечатала Дина, — законы генетики — этой продажной девки империализма — никто не отменял!

— Трусость не передается по наследству.

— Зато передается слабость духа.

— Отец сильный.

— Тем больше шансов на успех. Чего переживать? Дерзай, не скули и не жалуйся первым встречным, рискуешь дорого за это заплатить. И в первую очередь перестань жалеть себя, перекинь эту энергию на план мечты. И забудь дорогу к этому проклятому полю!

Глава 8 Яма

Это были обычные выходные. Ляка попросила меня прогуляться с ней за город, помочь с замерами, да и вообще, поболтать о том, о сем. Если бы я знала, чем закончится наша прогулка, я бы, и сама никуда не пошла и Ляку не пустила.

Да что толку теперь, жизнь не терпит сослагательного наклонения!

Как оказалось, мы шли с ней по земле над пустотами, территории бывших шахт. Идем мы, разговариваем, вдруг земля просела под нами, пока мы переваривали, что это такое, земля ушла глубже и мы вместе с ней.

В конце концов, я чудом выбралась из ямы, нашла какую- то палку, протянула Ляке, а она…

Земля утащила мою сестренку, поглотила ее, накрыла с головой. Земля забрала у меня часть души.

Зачем- то я начала кричать, теряя драгоценные минуты. Потом уже прыгнула в яму, руками разбрасывая влажный суглинок. В итоге нашла я Ляку, раскопала, но слишком долго была она под землей. Я легла рядом с ней, говорила с ней, мертвой. Смотрела в ее лицо и казалось мне, что она улыбается. Бред, конечно. Разве может, человек умирать с улыбкой?

Надо было выбираться к людям, что- то делать. Мой телефон выпал, видимо, наверху, в заднем кармане джинсов Ляки, я обнаружила ее сотовый. Нашла в контактах номер ее отца, дяди Баглана и позвонила.

Он примчался с бригадой спасателей и врачей, нас вытянули наверх. Баглан- ага со мной почти не разговаривал, я отнесла это за счет естественной реакции на горе. Но дело было в другом.

Дальше завертелось, морг, формальности с опознанием, допрос в полиции, оповещение всех родных и знакомых и т. д. За мной приехал папа и прежде, чем, сесть в машину, я подошла к дяде Баглану, но он не дал мне ничего сказать.

— Дина, я всегда принимал тебя в своем доме, как родную дочь. Вы ушли вместе, а теперь моя дочь в морге, а ты — здесь. Я мог бы натравить на тебя ментов, и ты села бы за убийство моей дочери. Я не буду этого делать. И вот мое условие: сделай так, чтобы я не видел тебя ни на похоронах, ни после, никогда.

— П- почему???

— Потому что моя Лаура мертва, а ты живая!

Он ушел, а ко мне подошел папа.

— Он несправедлив, доча. Но ты пойми его, не обижайся, у него горе, он потерял ребенка.

Мы поехали домой. В голове шум, какой- то звон. Что происходит? Еще сегодня утром жизнь была прекрасна. А сейчас, моя подружка умерла, у меня на глазах, а ее отец винит в этом меня. Мой папа прав, его нужно понять.

Стало плохо от одной мысли, что мне не дадут проститься с Лякой. А ведь только вчера я сидела у них в доме, и Баглан- ага тепло расспрашивал меня обо всем, улыбался, смешил, а сегодня — такие холодные жестокие слова.

Его не в чем упрекнуть, он хороший отец. Дочек своих обожает, одевает как принцесс, на подарки денег не жалеет, внешне все выглядит безукоризненно. О чем это я, откуда лезут эти черви сомнения? Почему, еще до последнего разговора с Лякой, не раз возникало ощущение, что мне подсовывают красивый фантик, а когда опускается занавес, снимают маски? Или подруге что- то померещилось, а я пытаюсь раздуть из этого драму? Если опираться на здравый смысл, если откинуть все домыслы, он любит и Ляку, и Малику, и от горя готов обвинять кого угодно. Надо дать ему время.

Проводить Ляку в последний путь мне запретили, но кто отнимет у меня воспоминания о ней. Итак, как вы поняли, кроме семьи, у меня есть круг близких людей.

Подруга. Мы подружились еще в школе, она младше меня. С моей стороны, вначале, это была не столько дружба, сколько покровительство. Ее травили одноклассники, потому что она была… богатой. Неприлично богатой и при этом доброй, даже кроткой. Да- да, богатые тоже плачут. Я и застала ее горько плачущей за школой, еле вытянула из нее подробности.

На следующий день я пришла в ее класс и провела «разъяснительную» беседу. Девочек я запугала «психологически», а вот по отношению к мальчикам пришлось применить силу. Один из них, в результате моей излишней активности, вывихнул руку, и моя биография пополнилась первым приводом в полицию. На юных отроков это возымело сокрушительное действие: Лауру только что на руках не носили. А сама Лаура — я еще не знала, что мама зовет свою дочь Лякой — просто прикипела ко мне, буквально, благоговела передо мной.

Мне не нужна была дружба младшей школьницы, но мы ведь в ответе за тех, кого приручили. Так мы и общались, пока в один прекрасный день, я не поняла, если рядом нет Ляки, время, будто, течет мимо меня, да, эта девочка с вечно испуганным взглядом обещала расцветить мою жизнь яркими красками.

Потом Ляка снова начала плакать, ни с того ни с сего, в чем дело я от нее добиться не смогла. Но одно я знала точно, без меня она пропадет, я нужна ей, она нужна мне. О приступах плача я рассказала ее маме. Через неделю она погибла, согласно официальному протоколу, от рук неизвестного. Плакать Ляка перестала, только глаза стали глубже, от беспроглядной тоски, затаившейся внутри.

Одно радовало, ее отец — всегда веселый и громогласный — был нежен с ней и ласков, задаривал дорогими безделушками, как мог пытался заменить мать своим дочкам. И, к чести, его, надо сказать, так и не женился, и за эти годы ни разу не